Голиас махнул ножом в сторону городка.
— Завтра отправимся в Гендерклев, а оттуда — к Гробнице Всадников. Хороших полтора дня пути.
Следующий день и вправду выдался не просто хорошим — скорее даже замечательным. По небу плыли легкие пушистые облака. Дорогу, по которой мы шли, с обеих сторон обрамляла зеленая изгородь из зацветающего кустарника. Гендерклев оказался уютным крошечным городком; главную достопримечательность его составляла таверна «Алый Лев». После долгой пешей прогулки аппетит у меня разыгрался по-настоящему.
Хозяин гостиницы, некто Эмброуз, оказался старым другом Голиаса.
— Мистер Шендон, — обратился он ко мне сразу после того, как нас познакомили. — В нашем доме великолепный стол; он будет накрыт для вас когда только пожелаете, но это не означает, что мы отказываемся от надежды попользоваться вашим кошельком и на другой манер. По виду вы настоящий мужчина, но я должен откровенно поделиться с вами горестным итогом моих многолетних наблюдений: увы, далеко не каждый представитель сильного пола способен оправдать возлагаемые на него ожидания и выказать силу таланта и богатство души, необходимым образом сопутствующие расположению к доброй выпивке.
Я заколебался. Обретенная цельность существования была еще мне в новинку, и мысль о том, чтобы это дело отметить, как-то не приходила мне в голову.
— Видите ли, я уже так давно ни капли не брал в рот…
— Бедняга! — посочувствовал мне Эмброуз. — Но спасти себя от верной гибели, думаю, вам еще не поздно. В трезвенники, судя по всему, записываться вы не собираетесь.
Если он и рекламировал свой товар, то со знанием дела. Хозяин не скрывал искренней заинтересованности во мне, и его дружелюбие меня покорило. Мог ли я обидеть его отказом?
— Глоточек чего-нибудь крепкого, пожалуй, не повредит. А виски у вас есть?
Вопрос этот я задал не без тайного душевного трепета, поскольку почти всюду в Романии предпочтение отдавалось другим напиткам.
— Неужели вы думаете, что я укрепил телесное здоровье, обрел душевное равновесие, развил гибкость ума, приобщился к философии, ближе узнал людей, заручился любовью окружающих и в совершенстве овладел девятью искусствами, восьмое из которых — умелое ведение домашнего хозяйства, а девятое — умение не довести дело до банкротства, — неужели вы думаете, что все эти способности дались мне через посредство горячего шоколада или, упаси Господи, одной только неразбавленной содовой воды?
Эмброуз доверительно положил руку мне на плечо.
— Сэр, — тут он почтительно понизил голос. — У меня в запасе есть не просто виски. У меня есть «Гленливет».
«Гленливет» оказался выше всяких похвал. Это было именно то, что мне требовалось. От первого же глотка бесследно исчезла скованность — единственный след моей недавней беды. Вновь наполнив себе стакан, я с облегчением откинулся на спинку кресла и стал прислушиваться к беседе Голиаса с хозяином гостиницы.
Эмброуз, как обнаружилось, рекомендовал клиентам только хорошо испытанные им на себе средства.
— Вы, конечно, направляетесь к Гробнице Всадников? — осведомился он, в два счета осушив свою вместительную посудину.
Голиас кивнул:
— Я не упускаю случая туда наведаться, если посчастливится оказаться по соседству. А вот Шендон — он намерен попасть к Иппокрене.
— Неужто? — Хозяин взглянул на меня с удвоенным любопытством. — Что ж, тогда большую часть пути мы проделаем вместе. Славная получится поездка. В этом году у нас очень большой наплыв паломников.
— Я уже заметил. — Голиас отхлебнул из бокала, разглядывая сидящих вокруг нас приезжих. — Вон старина Фальстаф, рядом Динадан, а вон там сидит Альцест — тебе, Шендон, неплохо было бы обменяться с ним впечатлениями, — дальше Гелиас, Бирон, Мель-мот… Кто еще прибыл из тех, кого я знаю?
— Конечно же, несравненная Фьяметта, еще Тартарен в сопровождении Жуана; кроме того, капитан Саггз, Фигаро, Гисли, миссис Брех — и так далее. Сразу всех и не перечислишь: гостиница забита до отказа.
Эмброуз вдруг вскочил на ноги.
— Ричард, — крикнул он слуге, — проводи, пожалуйста, мисс Уотсон к нашему столику.
Мисс Уотсон только что вошла. Мы приветствовали ее стоя. Девушка была красива неброской обезоруживающей красотой, но стоило только заглянуть ей в глаза, как вопрос о ее красоте снимался сам собой. Взгляд ее свидетельствовал не столько об умудренности опытом, сколько о способности оценивать окружающее с проницательной чуткостью.
— Нет, с мисс Эммой раньше мы никогда не встречались. — Голиас поспешил придвинуть ей кресло. — Однако утром, едва только я открыл глаза, я почувствовал, что сегодня меня ожидает нечто необыкновенное.
— Помимо виски? — улыбнулась Эмма. — Нет-нет, благодарю вас, лучше как-нибудь потом. — Хозяин гостиницы собирался предложить ей выпить с нами стаканчик. — Я с удовольствием выпью потом, когда мне будет недоставать лести.
— Вот так вы и подрываете мой бизнес, — упрекнул Эмброуз Голиаса. — А в моем распоряжении только один вечер, чтобы растрясти постояльцев как следует.
— Вы же отправитесь с нами, — утешила его Эмма. Потом, повернувшись ко мне, спросила: — Вы тоже — вместе с вашим другом?
— Я готов следовать за вами куда угодно, — заверил ее Голиас. — Но вот Шендон — он ужасно ветреный малый, остерегайтесь ему доверять! — бросит вас ради Иппокрены.
Нетрудно было догадаться, что Голиас намеренно пытается выставить меня в самом благоприятном свете. Кажется, своего он добился: Эмма пристально в меня всмотрелась, и меня захлестнула теплая волна радости. Я не говорил ни слова, счастливый от одного ее присутствия. Мне вдруг вообразилось, что мы с ней поладим, если сойдемся поближе. Должно быть, она подумала то же самое — и вспыхнула до корней волос.
— Это просто восхитительно! — тихо сказала она. — Паломников к Иппокрене я еще в жизни своей ни разу не видела.
— Вы ошибаетесь, — поправил я ее. — Негодник, который подал вам стул и наврал с три короба о моем характере, мог бы плескаться в этом источнике как рыба в воде. Верьте каждому его слову, — добавил я, подумав.
— А смогу ли я доверять вашим после вашего возвращения?
— Не знаю, — ответил я, любуясь ясными чертами ее лица. — Предположим, по возвращении я скажу, что на свете нет никого прекраснее?
— Я буду восхищаться вами за вашу прямоту. Мистер Эмброуз, теперь я не прочь выпить. Стаканчик шерри, пожалуйста. Более крепкие напитки ударяют мне в голову.
Губы мои шевельнула улыбка. И ее слова, и мои, и моя уверенность в том, что она знает: я говорю правду — наполняли меня ликованием, А представив себе, как взъярился бы Фаустофель, если бы мог меня сейчас видеть, я расхохотался во все горло. Мне стало весело впервые после моего сезона в аду. Мой смех оказался заразительным: вскоре держалась за бока вся честная компания. Вечером мы пировали по-холостяцки с двумя славными джентльменами — Динаданом и Гисли. Заботы меня больше не тяготили, и даже о судьбе нашего знакомства с Эммой я задумывался мало. Я только ждал с нетерпением следующего утра, чтобы вновь с ней увидеться. Обещание будущих чудес, данное мне весенними квакшами, похоже, начало сбываться.
