фермеров этого штата.
— Потому что этот вопрос, так же как право владения этой землей, последние пятьдесят лет — предмет спора. Никто не хочет отправиться и срубить эти деревья. И потом эти дубы такие старые и имеют такие корни, что выкорчевывать их будет непосильной работой. К тому же относительно этой рощи существует грубое суеверие. Давным-давно человек сильно поранился о собственный топор, когда хотел срубить одно из этих деревьев. Такое может случиться где угодно. Но местные придают этому слишком большое значение.
— Ладно, — сказал Конрад. — Если земля вокруг дома ни на что не годится, почему никто не воспользуется самим зданием или не продаст его?
В первый раз мэр выглядел смущенным.
— Никто из местных не станет жить и не купит его. Нехорошая это земля, и, сказать по правде, невозможно войти в этот дом!
— Невозможно?
— Все дело в том, что двери и окна дома крепко заперты или заколочены, — прибавил мэр. — И у кого-то, кто, видимо, не желает поделиться секретом, есть ключи. А может, они уже давно потеряны. Думаю, кто-то использовал дом как прибежище для бутлегеров [10] и имел причины держаться подальше от любопытных взглядов, но внутри никогда не видели ни огонька, и поблизости никто подозрительный не бродил.
Мы миновали круг угрюмых дубов и остановились перед зданием. У нас возникло странное ощущение отдаленности, так, словно, даже когда мы подходили и касались дома, он находился далеко от нас, в каком-то ином месте, в другом веке, другом времени.
— Я хотел бы войти в дом, — сказал Сквилер.
— Попытайтесь, — предложил мэр.
— Что вы имеете в виду?
— Не вижу, почему бы вам не попробовать. На моей памяти никто не входил в этот дом. Никто не платил налоги за владение им так долго, что я предполагаю, дом давно уже принадлежит штату. Его можно было бы выставить на продажу, только вот никто не купит.
Сквилер небрежно потянул дверь, Мэр наблюдал за ним, и улыбка играла на его губах. Потом Сквилер навалился плечом на дверь. Она лишь едва дрогнула.
— Я же говорил вам. Она или заперта, или заколочена. Точно так же, как остальные окна и двери. Можно выбить косяк, но вы ведь не станете делать этого.
— Могу и выбить, — возразил Сквилер.
— Попробуйте, — сказал мэр.
Сквилер подобрал упавшую ветвь дуба впечатляющих размеров.
— Нет, — неожиданно вмешался Конрад.
Но Сквилер уже приступил к делу. Он не стал тратить время на дверь и ударил в ближайшее окно. Промахнувшись по раме, он попал по стеклу и разбил его. Дубовая ветвь уперлась в ставни внутри дома.
— Не делайте этого, — снова сказал Конрад намного серьезнее.
Лицо у него было расстроенным.
Сквилер уронил ветвь на землю.
— Ничего не чувствуете? — спросил Конрад.
Порыв холодного воздуха ударил из разбитого окна.
Запахло пылью и стариной.
— Лучше нам оставить все как есть, — заметил мэр.
Сквилер отступил.
— Больше тут нечего делать, — продолжал мэр неубедительно.
Конрад стоял словно в трансе. Потом он шагнул вперед и стал вглядываться сквозь ставни разбитого окна. Он прислушивался. Глаза его были полузакрыты. Он пытался понять, что скрыто в доме. Я видел, как дрожит его рука.
— Великие ветры! — прошептал он. — Мальстрим ветров!
— Джеймс! — резко позвал я.
Он отодвинулся от окна. Выражение лица его было странным. Губы чуть разошлись, словно в экстазе. Глаза сверкали.
— Я что-то слышал, — сказал он.
— Вы не могли слышать ничего, кроме шороха кры-еы, — ответил мэр. — Они часто селятся в таких местах.,.
— Великие ветры, — снова повторил Конрад, покачав головой.
— Пойдем, — предложил Сквилер, словно забыв о том, зачем мы сюда пришли.
Никто из нас не стал задерживаться. Дом производил на нас такое впечатление, что все поиски были забыты.
Но Конрад не забыл о доме. Когда мы вернулись назад, завезли Сквилера в его студию, Конрад сказал мне:
— Кирован... Когда-нибудь я вернусь в тот дом.
Я не возражал, но и одобрения не высказывал, просто на несколько дней выбросил все это из головы.
А Конрад больше не говорил со мной ни о Джастине Геоффрее, ни о его странной жизни поэта.
Прошла неделя, прежде чем я снова увидел Конрада. К тому времени я забыл о доме среди дубов, так же как о Джастине Геоффрее. Но вид искаженного, изможденного лица Конрада и выражение его глаз заставили быстро вспомнить и о Геоффрее, и о доме, потому что я интуитивно понял, что Конрад возвращался туда.
— Да, — согласился он, когда я высказал свое предположение. — Я хотел повторить опыт Геоффрея... провести ночь возле дома в кругу деревьев. Я так и сделал. И с тех пор... мне снятся сны! Ни одной спокойной ночи. Я мало сплю. И я собираюсь еще раз посетить дом.
— Если исследование жизни Джастина Геоффрея привело вас к этому, Джеймс... Забудьте об этом.
Он наградил меня взглядом, исполненным жалости, так что мне стало ясно: он считал, что я ничего не понимаю.
— Слишком поздно, — резко сказал он. — Я пришел попросить вас присмотреть за моими делами... если со мной что-нибудь случится.
— Не говорите так, — воскликнул я, встревожившись.
— Кирован, не надо читать мне лекцию, — сказал он. — В общем-то мои дела в порядке.
— Вы заходили к доктору? — спросил я.
Мой друг покачал головой:
— Доктор тут ничего не сделает, поверьте мне. Так вы присмотрите за моими делами?
— О, конечно... Но надеюсь, мне этого делать не придется.
Он вынул конверт из внутреннего кармана пальто:
— Я принес это вам, Кирован. Прочитайте, когда будет время.
Я взял конверт.
— Вы хотите, чтобы я потом это вернул?
— Нет. Оставьте у себя. Сожгите, когда прочтете. Или сделайте с записками, что захотите. Это неважно.
Так же неожиданно, как и появился, он покинул мои апартаменты. Он явно изменился и был глубоко обеспокоен. Казалось, он не был больше тем Джеймсом Конрадом, которого я знал так много лет. С дурными предчувствиями смотрел я ему вслед, но знал, что его не остановить. Этот необычный заброшенный дом удивительным образом изменил его личность... если действительно дело тут было в доме. Глубокая депрессия в сочетании с
