— Так необычно идти одному без карты по незнакомому льду, — вновь произнес слабый голос.
— Верно, — ответил Арфлейн.
После небольшой паузы фризгальтиец хрипло, явно собрав последние силы, произнес:
— Я — лорд Петр Рорсейн. Многие оставили бы меня умирать на льду, даже из числа моих сограждан.
— Вы — благородный человек, — добавил он. Спустя мгновение, Главный корабельный лорд Фризгальта заснул.
— Возможно, всего лишь дурак, — произнес, покачав головой, Арфлейн. Он лег на пол, положив руки под голову, слегка нахмурился. Затем иронично улыбнулся. Как только он уснул, улыбка исчезла с его лица.
Спустя восемь часов после восхода солнца, Конрад Арфлейн увидел Фризгальт. Как и все Восемь Городов, он располагался ниже уровня льда, врезанный в подножке широкой природной расселины глубиной около мили. Его главные здания были сложены из кусков скал, начинавшихся несколькими футами ниже, хотя многие из складских помещений и верхних построек были сделаны из льда. Отчетливо просматривалась стена из ледяных блоков, окружавшая расселину и защищавшая вход в город от стихии и неприятеля.
Точное расположение города указывал частокол высоких корабельных мачт. Казалось, что прямо изо льда протянулся лес с симметрично расположенными деревьями, каждая ветка которых шла параллельно земле: густой, тихий, даже пугающий лес. Бросающая вызов самой природе, воплощенная в жизнь мечта древнего геометра об идеально спланированном пейзаже.
Подойдя ближе, Арфлейн увидел пятьдесят или шестьдесят ледовых кораблей, бросивших на лед свои якоря. Их потрепанные непогодой фибергласовые корпуса несли на себе следы многовековых плаваний. Многие детали заменены на изготовленные из природного материала. Оси якорей были из моржового крыла, леера — из китового уса, такелаж представлял собой смесь нейлона, кишок животных и полос тюленьей кожи. Многие полозья также были сделаны из китового уса, как, впрочем, и рангоут, соединяющий их с корпусом.
На паруса шел подлинный синтетический материал, немалые запасы которого были в каждом городе. И все же его расход был жестко ограничен. Все корабли, кроме одного, что был готов к выходу, полностью убрали паруса.
Фризгальтийский док впечатлял: двадцать кораблей в длину и три в ширину. Новых кораблей в нем не было. В мире Арфлейна их попросту не из чего было строить. Все корабли были основательно потрепаны внешне, хотя и оставались еще крепкими мощными судами.
Благодаря различным украшениям, сделанным многими поколениями матросов, каждый парусник имел свой неповторимый облик.
Мачты, такелаж, палубы, лед вокруг кораблей были усыпаны одетыми в меха моряками. Они нагружали и разгружали суда, производили ремонт и несли вахту. Тюки перевязанной кожи, бочки и ящики были штабелями сложены около кораблей.
Под низким небом, сыплющим мелким снежком, лаяли собаки, кричали люди, разносился неповторимый запах кораблей, смешанный с запахом машинного и животного масла.
В отдалении выстроились в линию китобои. Они всегда держались отдельно от остальных кораблей, матросы чурались компаний торговцев, что, впрочем, радовало экипажи торговых судов: китобои Северного и Южного льда выбирали весьма буйные способы развлечений. Все они были довольно крупными и, проходя с десятифутовыми гарпунами на плечах, не замечали ничего вокруг себя. У них были густые окладистые бороды, заплетенные косичками и смазанные китовым салом, что придавало им довольно свирепый вид. Их меха стоили немало, под стать тем, что носила знать. Но обычно их вид не отвечал цене. Большую часть своей карьеры Арфлейн провел шкипером на китобое, и сейчас испытывал чувство товарищества по отношению к этим грубым людям.
В стороне от китобоев, большей частью трехмачтовых барков и баркентин, на покрытом маслом льду, стояли суда всех типов и размеров. Большинство торговых судов представляло собой трехмачтовые корабли с прямым парусным вооружением, но были среди них и двухмачтовые бриги и шхуны. По большей части они были окрашены в коричневые, черные и зеленые цвета.
Все охотничьи суда имели черные корпуса с пятнами засохшей крови на них, свидетельствовавшими о многочисленных китовых бойнях.
Арфлейн смог различить названия ближайших к нему судов. Ближе всех к нему стоял тяжелый трехмачтовый “Сухопутный кит” из Диобхабна, самого южного города Восьмерки, похожий на некогда обитавшее в море млекопитающее, много веков назад покинувшее постепенно захваченные льдом океаны. У него был широкий нос и постепенно сужавшийся к корме корпус. Он как будто присел на лед на коротких полозьях.
Рядом с ним стоял двухмачтовый бриг “Хейрфраст”, названный именем мифического сына Ледовой Матери. С него сгружали тюленьи и медвежьи шкуры, видно, он только что вернулся из удачной экспедиции. Другой двухмачтовый бриг принимал бочки с китовым жиром, готовясь, как предположил Арфлейн, к торговому вояжу в надежде на удачу. Арфлейн знал бриг как ненадежный корабль, прошедший через руки многих владельцев. Тут же стояли и другие двухмачтовые бриги и трехмачтовые шхуны, каждая из которых была знакома Арфлейну. Он увидел баркентину “Катарина Ульсенн” и ее сестру — “Настасию Ульсенн”, принадлежащих могущественной фризгальтийской семье Ульсенн и названных так в честь ее матрон. Был здесь и брершиллский “Попрыгунчик”, и еще один брершиллский изящный барк — охотник “Медвежья ищейка”. Два торговых брига из Чаддергальта, ближайшего соседа Брершилла, корабли из Диобхабна, Аберс-гальта, Фиорсгена и Кельтшилла, остальных городов Восьмерки.
Китобойным судам по традиции давали странные имена: Арфлейн узнал “Милашку”, “Верную любовь”, “Улыбающуюся леди”, “Нежное прикосновение”, “Мягкое сердце”, “Доброту”, “Удачу”, “Счастливое копье” и других. От кораблей исходил острый запах крови и мяса.
Так же вместе, но с другой стороны от китобоев, стояли ледовые клипперы, всем своим видом выражающие крайнее высокомерие. Это были быстроходные суда на изящных полозьях, фактические короли плато, превосходящие остальные суда по скорости более чем вдвое.
Наиболее высоким и изящным из всех этих четырехмачтовых клипперов был флагман фризгальтского флота “Ледовый дух”. Его паруса были аккуратно свернуты. Каждый дюйм корабля блистал вычищенной костью, фибергласом, золотом, серебром, медью и даже железом. Элегантный парусник с четкими линиями немало удивил бы своего древнего создателя обилием украшений.
Его нос, бушприт и бак были украшены огромными продолговатыми черепами кашалотов. Клювоподобная пасть их ощерилась громадными зубами, свидетельствуя о мастерстве, храбрости и мощи их владельца, семьи Рорсейн. И хотя он был известен как шхуна, это был барк с прямыми парусами, по старой морской терминологии. Вначале все большие клипперы несли косое парусное вооружение, но для ледовой навигации оно оказалось малопригодным и уступило место прямым парусам. Старое же название шхуны осталось. На каждой из четырех мачт развевался большой флаг Рорсейнов. Окрашенный полуязыческим художником в черный, белый, золотой и красный цвета, он олицетворял собой руки Ледовой Матери, окаймленные цветом медведя и кита, символом храбрости и жизни. Претенциозный флаг, подумал Арфлейн, приподняв на спине свою полумертвую ношу, и зашагал по направлению к кораблям.
