— Тогда, начинаем.
Тиски надеваются на мою левую ладонь подобно перчатке, обхватив каждый палец. Острая боль стягивает кисть и бьет в голову, когда легким движением дознаватель затягивает винт с нитями, держащими ее. Глаза застилает алым, но не снижает контроль. Этого слишком мало, чтобы я мог предать тем, кто мне доверился. Но это и не самый изощренный метод дознавателя. К окончанию процедуры, мои пальцы лишились подвижности, сместились в суставах. Боль от этого повреждения не покидает даже после снятия тисков. Напряжение оболочки стянуло мышцы в спазм, заставляя дрожать. Но функционал преодолевает его, запрокинув мою голову, удерживая ее ладонью.
— Вы упорны, как меня и предупреждали, — говорит он, глядя на меня с высоты своего роста, — но не упорнее меня, — заставляя удерживать то же положение, отходит мне за спину, — я не понимаю, почему энгах готов пожертвовать собой ради нескольких функционалов.
Я не могу ему объяснить. И выдать никого не могу.
— Значит, — подводит он свой итог, — мы переходим к более существенным методам — повреждения кожных покровов, — он возвращается с металлическими стержнями в руках, на конце которых есть утолщения или плоские элементы. Дознаватель выпускает часть энергии своей сомы, от чего стержни в его руках накаляются.
Я продолжаю смотреть на него, когда выбирает один, с плоской руной на конце. Одна его рука ложится на мое плечо, другая прижимает к нему раскаленный металл. На крик я не срываюсь только благодаря тому, что теряю сознание.
Приводят меня в чувства, снова заставляя ощутить прикосновение раскаленного металла.
— Я поражаюсь тебе, энгах, — говорит функционал, когда он решает закончить эту пытку, — мне довелось видеть не мало нарушителей, но никто не стал бы терпеть подобного ради других, — он освобождает мои руки из креплений, я же замечаю, что все тело покрыто ожогами и от любого движение боль от них стягивает покров, — пойми меня, я не верю в самопожертвование и потому, считаю, что выдав их, ты выдашь и более опасную свою тайну.
Переубедить его сил у меня нет. Дальше следует команда взяться руками за перекладину, которая опускается на цепях передо мной. Я выполняю сам, едва не потеряв связь с восприятием от боли. После этого, он фиксирует мои руки на ней и натягивает цепи так, что я повисаю. Только ноги остаются прикованными к скобам кресла. Сам дознаватель подходит ко мне держа в руках молот с длинной рукоятью. Я не сразу понимаю, для чего он нужен, поэтому первый удар принимаю неподготовленным. От невероятной боли сознание меркнет, а второй последующий сразу отправляет обратно в забытье. Я даже не замечаю — успел, закрыть память или нет.
Сколько проходит времени, прежде чем я приду в сознание, но вижу, что функционал сидит напротив, глядя на меня.
— Я не понимаю, — говорит он, — я подвожу тебя к грани, а ты думаешь только о том, чтобы не выдать их, — после некоторого молчания продолжает, — нет, это не похоже на попытку обезопасить себя, — вздыхает, — я сообщил Лердриду о результатах. Он дал разрешение на твою ликвидацию. В связи с обстоятельствами, он смягчил требования к повреждению оболочки до четырех ударов — отсечение конечностей. Пятый летальный, в основание шеи. От себя же хочу добавить — поскольку это твоя первая ликвидация и ты очень ослаблен, я буду действовать быстро. Время приведения приговора — через два малых цикла.
Он встает, собираясь уходить, я теперь осознаю, как опасно мое положение. Даже такой облегченной ликвидации я могу не выдержать, а если выдержу, то с большей вероятностью подвергнусь стиранию памяти и опыта. Тогда могут пострадать те, кто на меня рассчитывал.
— Господин дознаватель, — мне неизвестно его имя и мой голос еле отличим от хрипа, но он оборачивается, — есть ли у меня право на последний разговор?
Он смотрит на меня, уже с заинтересованностью оборачивается, прося продолжить.
— Мне хотелось бы переговорить с одним исполнителем. Я в долгу перед ним, а возможности вернуться сюда у меня может уже не быть. Он не причастен, — добавляю я, открывая информацию о нем.
В ответ молчание, функционал оценивает возможные и допустимые варианты.
— Хорошо, — наконец, выносит он свое решение, — я дам тебе возможность по прощаться.
До приведения приговора в исполнение я оставлен один. Оболочка и сома на столько ослаблены, что я только сижу не подвижно, временами проваливаясь в сон.
Часть 100. Прощание. Казнь.
— Алури, — Раон входит, едва скрывая жалость, проскользнувшую в ауре. Именно жалость я не хотел бы видеть, — я пришел, малыш. — оборачивается к стоящему позади дознавателю, — Драг, дай нам пару минут.
— Хорошо, но не возражай потом против проверки, — пожав Раону руку дознаватель уходит.
— Алури…
— Раон, прошу, не смотри на меня, только выслушай — прерываю я его.
Он кивает, подходя ближе и положив свою ладонь на мою, опускает глаза, выполняя мою просьбу.
— Слушай внимательно, — продолжаю, собравшись с силами, — я закрыл источник, не мог поступить иначе, что произошло после — мне неизвестно. Мое положение использовали, надеялись извлечь информацию Высшего, теперь я признал свою вину и меня будет ждать стирание… И если выживу, то я не вспомню ни о чем, понимаешь?
— Что я могу для тебя сделать? — кивает он, сразу предлагая помощь.
— Береги себя. Они будут подозревать всех, кто общался со мной. Я…постараюсь исправит все, если смогу вспомнить, — он понимает о чем я говорю, пояснений, опасных сейчас, не требуется.
— Я не смогу вас найти, даже если бы это было разрешено… — он говорит, опустив голову, признавая свою беспомощность.
— Не нужно искать — что-либо на моей оболочке может напомнить мне о вас, не дать потом совершить ошибки.
Он поднимает на меня взгляд.
— Заплети мне волосы, Раон, — говорю, с трудом произнося эти слова, — так же как у тебя.
Он смотрит некоторое время, потом кивает. Я наклоняю голову, давая ему доступ. Иные метки или предметы потеряются после восстановления оболочки, волосы же сохранят закрепленный на них узор косы из пяти прядей как у функционала. Подобные знаки отличия могут напомнить мне о знакомстве с ним, если нам еще доведется встретиться.
Он осторожно выполняет мою просьбу. Легкие, даже нежные движения едва не заставляют меня заплакать — так давно я не чувствовал подобного.
Он уходит, а я остаюсь ждать своей судьбы уже со спокойствием.
* * *
— Значит, думаешь, тебе повезло? — чуть позже ко мне входят сразу несколько функционалов, — надеешься отделаться простой ликвидацией, энгах? Зря.
