— Это был вопрос, дорогая, на который я приказываю тебе ответить.
Я вздрогнул, неожиданной холодности тона учителя. Тона прямого приказа.
— Я догадалась, — а это так. С помощью, но все же. — А что будет, если кто‑нибудь узнает обо мне?
— Не уклоняйся от ответа. Будь добра, поделись подробностями своих догадок. Правдой и не виляя
— Неужели я не имею права на утаивания такой малости… — возмущенно начала я.
— Нет.
Потоки Тьмы маэн, послушные его желанию охватили удавкой мою шею. У меня не осталось никаких сил сопротивляться — вот же вовремя занялась проклятыми экспериментами. С жалобным хрипом, я выдавила:
— Саэль.
Дышать стало легче, и я все рассказала, от необъяснимого доверия до шарфа.
Мне, Тьма как надо было, все это рассказать.
Я боялась. Не знаю чего, но эта ерунда с Родом вызывала не восторг, не фантазии о радужных перспективах и безграничных возможностях, только неуверенность и смятение. Почти панику.
— Смотря кто, — я недоуменно подняла брови. Рассказ учитель никак не прокомментировал.
— Смотря кто узнает, — пояснил темный маг. — Род всегда был символов славных эпох до Катастрофы. Эпохи Трех Роз, когда расцветали бутоны великих цивилизаций направляемых им, Эпохи Возвышения, когда через войны и ошибки арохе достигли настоящей гармонии, гармонии жизни с природой, магией, наукой. Прекрасных времен, от которых только и остались обрывочные сведения о всемирных войнах, наличии великих изобретений и всеобщем счастье. Давай‑ка я тебе кое‑что покажу.
Я опешила. Что он показывать собрался? В прошлое отправит?
В прошлое мы не отправились. Мы отправились в музей. Музей в Клионе, столице Когтя Торы, далекой Страны Драконов.
Сомневаюсь, что когда‑нибудь я вспомню и смогу повторить путь, по которому Лэйр Сартер привел меня за полтио практически на противоположную сторону материка. Сначала портальный камень в одном из заброшенных подвалов Алмаза, незаметный и со скрытой структурой, явно незаконный. Потом еще парочка таких в незнакомых поселениях, в необычных местах — от печной трубы до камня в кладке коридора чьего‑то замка. И на финише — самый прекрасный город, который только можно вообразить.
Мы появились на холме. Город состоял из холмов, окруженный горами и бурными реками. Ночь, но Клионе пылал фантастическими огнями, и открывшаяся панорама, заставила выбросить из головы все заморачивания по поводу происхождения, Рода, Новых эльфов и благ прогресса. Впервые такой восторг вызывала не магия, не потоки маэн, а что‑то столь обычное как архитектура.
— Будет еще время полюбоваться, — учитель не дал время постоять с открытым ртом, глядя на, казалось, парящие в небе дворцы, башни, дома без крыш и золотые сады.
Крутить головой по сторонам во время бега тоже не дал.
Клионская Национальная художественная галерея своим величественным видом вызывала желания приглушенно воскликнуть: "Храм искусств!". Драконы, золотые драконы, и длинные, бескрылые как змеи, и гигантские летающие ящерицы, обнимали своими шеями, укрывали крыльями, хранили своим мудрым великолепием огромное, сияющее белым, здание с рядом колонн, образуя сказочно гармоничную композицию.
В городе было пугающе тихо. Шелест листьев незнакомых мне высоких деревьев и тихий перезвон колокольчиков, постоянно нас сопровождавший. Но какой бы красотой и богатством не блестело все вокруг, не покидало чувство искусственности, бездушного совершенства классического произведения искусства.
Это не мешало моему сердцу заколотиться сильней, когда я подымалась по ступеням галереи. От чувства собственной неидеальности, незначительности и маленького роста.
Когда Лэйр Сартер прикоснулся ко двери без всякого следа ручки или замка, один из драконов, свернувшийся клубком вокруг фигурной колонны, задрожал и растаял. Человек, оставшийся на его месте, был немолод: темно — рыжие волосы до плеч, морщинистое смуглое лицо с мешками под золотисто — карими глазами, босой, одет только в мятую простую рубаху и просторные штаны.
Тьма, как я не могла отличить скульптуру или мертвого дракона от дракона живого?! Не обращала на структуру внимания, рассматривая внешнюю оболочку? Позор мне. Но как не странно спешить исправлять свой просчет, изучать переплетения потоков маэн вокруг не хотелось. Что‑то такое читала, или учитель рассказывал — о местах, где с прямым воздействие, да и просто рассмотрением потоков маэн, проблемы.
— Сартер, — голос у торанца был хриплый и сонный. — Решился что‑нибудь стащить?
— Всего лишь захотел показать любимой ученицы одну картину.
Дракон смерил меня недовольным взглядом.
— А другого времени нельзя было найти? Ты же помнишь, это не по правилам — посещение в такое время, — вопреки словам дверь в галерею беззвучно распахнулась. — Даю вам полтио. На одну картину хватит.
Мы шли по темному коридору, темнота определенно неестественного происхождения, раз моя способность к ночному зрению не помогала.
— Это кто был? — мое шепот разрушил глухую тишину этого места.
— Какая разница. Один из Хранителей, полжизни отдал, чтобы сторожить одну из главных общественных сокровищниц Золотого города. Когда после смерти торанцы решают оставить свое драконье тело у мест, подобных этому, проводятся ритуалы, позволяющие использовать их. А вся система заключатся на одном самоотверженном торанце.
Драконы — не оборотни, не арохе, превращающиеся в другое животное. Драконами называли таранцев, самых талантливых, самых одаренных. Тем, кому повезло с рождения обладать способностью создавать из себя дракона — символ, самую материальную иллюзию в мире, самое прекрасное отражение себя. Торанец мог быть отличным магом и не быть драконом, и наоборот. Торанцы тщательно скрывали от других все подробности своего дара, не допускали изучения, как исследовали вампиров или оборотней, а потом писали многостраничные монографии. Каждая традиция драконов была окутана легендами и домыслами. Не удивительно, что Коготь Торы так тянул к себе романтиков и авантюристов.
Я прочла немало книг, но знаний не хватало, чтобы объяснить, как из структуры арохе рождается новая, совершенно иная, проекция сознания, обревшая физическую форму. Умирая, драконы могут сохранить свой драконий облик на долгие века в форме замершей в движении или просто уснувшей скульптуры.
— В другой раз поговорим о драконах, дорогая, — Лэйр Сартер завел меня в зал. Едва слышный хлопок и помещение залил равномерный свет. На стене напротив висела одна — единственная картина.