– Володя! – сердито сказала Нинель Сергеевна. – Хватит издеваться над бедной девочкой!
– Хватит жить бедной девочкой! – огрызнулся он. – Уже техничка об завуча ноги вытирает! Пусть решит уж, где ей быть – сверху или снизу! Отпусти, я сейчас чего-то поломаю!
– Володя!
– Какая интересная у вас школа! – отметила юная поэтесса, подходя к импровизированному рингу.
Нинель Сергеевна вопросительно выгнула бровь.
– Выходной, а дверь открыта, – пояснила девочка. – Вот бы в нашей школе так…
– Интересная не потому, что учительница с учеником борется за право выбить дверь? – уточнила Нинель Сергеевна.
Олеся Михеевна опомнилась и отцепила пальцы от шеи друга.
– А чего это в школе дверь открыта и техничка не кусается? – полюбопытствовал Марусюк, объявляясь в коридоре.
– Ну нашли что обсуждать! – пробурчал Володя, открывая актовый зал своим ключом. – Может такое быть, что она просто человек хороший?
– Техничка – самый страшный человек! – серьезно сказал Марусюк. – Не знает ничего, не хочет знать, делать ничего не хочет – но лезет командовать всем!
– Да у нас не технички – у нас вся страна такая…
– Хорошая у вас школа! – сказал младший Серый, проходя в зал. – Дверь в выходной открыта, на вахте не рычат…
– Сейчас начнем репетицию. Все чтоб выкинули лишнее из головы! – разозлился он.
– Да запросто! По сравнению с тем, как трудно обычно пройти в школу, танцы твои сумасшедшие с сальто вперемешку – просто семечки!
Решили начинать. Но тут Олеся Михеевна смущенно огляделась, вышла на сцену – и одним движением сняла юбку. Для этого, оказывается, достаточно было расстегнуть пуговицу… сбоку… Установилась растерянная тишина. Потом юная поэтесса-гимнастка-танцовщица и просто красавица озадаченно присвистнула.
– Что не так? – забеспокоилась учительница и поправила коротенькие шорты. – У меня же туфли спортивные…
– И не надо так завидовать, Милочка, – сделала замечание девочке Нинель Сергеевна. – Вот это и есть настоящая женская красота. А ты у нас пока что кошка тощенькая.
Он безнадежно вздохнул, взял барабан и выдал оглушительную дробь. Началась разминка, но ребята всё косили непроизвольно глазами… Ну непривычно им, чтоб учительница на сцене скидывала одежду! Блин, он ведь сам попросил Олесю быть дублершей танцовщице-прима! И не то чтобы подзабыл, что женщины из любого действа устроят соревнование. Наоборот, на соревновательность и рассчитывал. Но… нельзя же вот так: то в длинной юбке, а потом раз – и совсем без! У нынешних подростков, говорят, сердце нестабильно работает из-за акселерации, окочуриться можно при таких испытаниях! Всё же осталась некая сумасшедшинка в Олесе после того приключения. Отчего она, кстати, стала живой, настоящей и очень непосредственной девушкой. То есть – в учителя больше не годится. В артисты – очень даже да, а в учителя – уже нет… Вот Нинель Сергеевна – иное дело!
Через два часа он понял, что большего от своей группы не получит. На бедрах Олеси потихоньку проявлялись синяки. Парочка, что побольше, – это Марусюк ее уронил с поддержки. Вниз головой. Многочисленные мелкие – от его пальцев, когда парень вдруг осознал, что держит в руках жизнь девушки. В прямом смысле. Вот тогда у него и проявился стальной хват! И отучится он от этого хвата ой как не скоро. Бедная Олеся, бедные ее бедра… Гимнастка-танцовщица-красавица Мила украдкой вытирала злые слезы. Ей здорово досталось за несинхронность. Она же – Тень! Его Тень! И должна следовать в точности за его движениями! И ведь показал же сначала: примитивнейшее полусальто назад с перекатом в нижнюю стойку, а потом…
Он опомнился, устыдился и, извиняясь, положил руку на плечо девочке. Может, он чего-то не учел. Может, дело в том, что прыгали на голый пол? Тут любой замешкался бы.
– Та ладно! – криво усмехнулась она. – Я на себя злюсь. И с чего я взяла, что лучшая акробатка города?
– Вован, ты говорил, это народное творчество! – прохрипел Серый. – Я думал, хороводы…
«Неистовые трубачи» истерически хихикнули. Они тоже думали что-то похожее!
А он вдруг озадачился. Действительно, почему фольклор считается простым? Потому что и есть простой? Хороводы, частушки, песенки на три ноты? Но ведь неправда! Кто-то же прошелся безжалостной рукой по наследию прошлого, уничтожил под корень героическое, и осталось… что? «Ручеек»? «Во поле береза»? «А мы просо сеяли»? А где бешеные воинские пляски, где головокружительные соревнования инициаций, где соперничество и страсть юности?! Где тот водоворот музыки, танца, неистовых чувств, привычно окружающий его во всех мирах?! Нет, традиция не утеряна… ее убили! Знать бы, кто. И зачем. А, Творче? Нет ответа…
– Да это, ребята, и есть народное творчество, – вздохнул он. – Настоящее. И народ вот таким и должен быть, чтоб отстоять себя… а нам, так вышло, делать первый шаг. Снова. Самый первый. Самый маленький – но шажок… В общем, я вам не завидую.
Большего он решил им пока что не говорить. Не поймут ведь. Не поверят, что с якобы фольклорного ансамбля может начаться Путь. Пока что не поверят. Для них танцы – по определению нечто несерьезное. Ну-ну… интересно, здесь кто-нибудь знает, с чего начиналась деятельность некоторых бунтовщиков-террористов-революционеров?
Он оставил побратимов осознавать услышанное, а сам отправился бродить по тихой школе. Прямо сегодня нужно было сделать еще кое-что.
Он нашел ее в кабинете. Нинель Сергеевна, устало потирая глаза, проверяла бесчисленные тетради, составляла планы уроков… Что же у нее произошло дома, что и в выходной работает в школе?
– Нинель Сергеевна, мне очень нужна ваша помощь, – неловко сказал он. – Мы… не справимся без вас.
– Танцевать, что ли?!
– Хуже, – честно сказал он. – Руководить.
Учительница удивленно приподняла бровь.
– Ансамблю скоро выходить на публику, – пробормотал он. – Кто-то же должен организовать костюмерную, ругать за опоздания, арендовать зал, с билетами договариваться, свет ставить, автобус заказывать, афиши… печатать…
Он говорил и видел, как становится все более нерешительным лицо женщины. Блин, и ведь не соврешь. Побратимам не лгут!
– …а для начала хотя бы договориться, чтоб нас технички пускали в актовый зал, – упавшим голосом закончил он. – На Олесю надежды нет, она учительница никудышная… но вы-то – настоящий педагог, сможете приказать без применения силы… не могу же я каждый раз стекла бить…
– Ох ты змей елейный! – покачала головой Нинель Сергеевна. – Но стекла – это да, это ты зря. Был же прямой запрет директора на ваши репетиции. Так что ничего у вас не выйдет. С техничкой никому не совладать, это я как педагог говорю…
