Она промолчала. Она просто ждала.
– Хорошо, – сказал Тень. Он высвободил свою руку из ее и положил ей на шею.
– Вот это мой муж, – с гордостью сказала она.
– Я люблю тебя, малыш, – сказал Тень.
– И я тебя люблю, Щенок, – прошептала Лора.
Он сомкнул пальцы на золотой монете, которая висела у нее на шее. А потом сильно дернул за цепочку, и та легко порвалась. Зажав монету между большим и указательным пальцами, он дунул на нее, а потом разжал ладонь.
Монета исчезла.
Глаза Лоры были по-прежнему открыты, но теперь пусты.
Наклонившись, Тень нежно поцеловал ее в холодную щеку, но Лора даже не шелохнулась. Ничего иного он и не ожидал. Потом он встал и вышел из пещерки глядеть в темную ночь.
Буря закончилась, тучи разошлись. Воздух был свеж и чист, и как будто соткан заново.
Завтра, подсказал ему внутренний голос, будет отличный день. Завтра, без сомнения, будет отличный день.
Часть четвертая.
Эпилог: о чем мертвецы умолчали
Как описать историю? Лучше всего просто изложить происшедшее. Понимаете? Описать, объяснить событие себе или миру можно, лишь рассказав о нем. Это – акт восстановления равновесия, это – сон. Чем точнее карта, тем больше она соответствует территории. Наиточнейшая изо всех сущих карт и есть сама территория, она абсолютно точна и абсолютно бесполезна.
История есть карта, которая есть территория.
Об этом следует помнить.
Из записных книжек мистера Ибиса
Все в том же «фольксвагене» они направлялись теперь по I-75 во Флориду. Выехали на рассвете, и с тех пор Тень вел, а мистер Нанси, сидя впереди на пассажирском сиденье, время от времени страдальческим голосом предлагал его сменить. Тень всякий раз отказывался.
– Ты счастлив? – вдруг спросил мистер Нанси. Он уже много часов внимательно наблюдал за Тенью. Повернув голову, Тень встретил взгляд карих, коричневых, как земля, глаз.
– Нет. Я пока еще не мертв.
– А?
– «Никого не зови счастливым, пока он не умер». Геродот.
Мистер Нанси вздернул седую бровь.
– А я вот жив, и именно поэтому счастлив, как моллюск.
– Геродот не о том говорил, что мертвые счастливы, – возразил Тень. – Он имел в виду, что о жизни человека нельзя судить, пока он не проживет ее до конца.
– А я и тогда не стал бы судить, – откликнулся мистер Нанси. – Что до счастья, то оно встречается во многих обличьях, и смерти тоже есть множество видов. Я же предпочитаю брать то, что могу и когда могу.
– Вертолеты, – сменил тему Тень, – те, которые забрали тела и раненых.
– А что в них такого?
– Кто их послал? Откуда они?
– Об этом тебе волноваться не стоит. Они как валькирии или канюки – прилетают потому, что не могут иначе.
– Как скажешь.
– О раненых и умерших позаботятся. Если хочешь знать мое мнение, у старого Шакала в ближайшие месяцы работы будет хоть отбавляй. Скажи-ка мне кое-что, мальчик Тень.
– Ладно.
– Ты из этого хоть что-нибудь для себя уяснил?
Тень пожал плечами:
– Не знаю. Большую часть того, что я узнал на дереве, я уже позабыл. Думаю, я кое с кем познакомился. Но я больше ни в чем не уверен. Это как сон, который тебя изменяет. Кое-что из него остается с тобой навсегда, и есть вещи, которые живут в тебе, поскольку все это случилось с тобой, но когда начинаешь доискиваться подробностей, они попросту выскальзывают из памяти.
– Ага, – согласился мистер Нанси, а потом ворчливо добавил: – Ты все же не настолько туп.
– Может, и нет, – сказал Тень. – Но жаль, что мне не удалось удержать больше из того, что прошло через мои руки с тех пор, как я вышел из тюрьмы. Мне столько было дано, а я все потерял.
– Возможно, ты сохранил больше, чем думаешь.
– Нет, – покачал головой Тень.
Они въехали во Флориду, и Тень увидел первую в своей жизни пальму. Интересно, не посадили ли ее здесь намеренно, чтобы каждому приезжему было ясно, что он теперь во Флориде?
Мистер Нанси мирно захрапел. Старик все еще выглядел усталым, и дыхание из его груди вырывалось с хриплым свистом. В который раз Тень спросил себя, не получил ли старик в бою рану в грудь или в легкое. От медицинской помощи Нанси наотрез отказался.
Флорида тянулась дольше, чем Тень мог себе вообразить, и уже стемнело, когда он остановился на окраине Форт-Пирса возле одноэтажного деревянного домика с широкими окнами, забранными крепкими ставнями. Нанси, который последние пять миль показывал дорогу, предложил Тени переночевать у него.
– Я могу снять номер в мотеле, – сказал Тень. – Вам незачем беспокоиться.
– Конечно, можешь, но тогда я обижусь. Прямо я ничего не скажу. Но обижусь. По-настоящему обижусь, – ответил мистер Нанси. – Так что лучше оставайся у меня, а я постелю тебе на диване.
Отперев и подняв стальные жалюзи, мистер Нанси распахнул окна. В домике пахло пылью и сыростью и чем-то смутно сладким, будто тут обитали призраки давно мертвого печенья.
Тень неохотно согласился остаться на ночь, а также еще более неохотно согласился прогуляться с мистером Нанси в бар на углу – пропустить на сон грядущий по кружке, пока дом проветривается.
– Ты видел Чернобога? – спросил Нанси, пока они шагали в душной флоридской ночи. Воздух гудел от жужжания пальмовой мошки, а земля кишела многоногими щелкающими тварями. Мистер Нанси закурил сигариллу и тут же, задохнувшись ею, закашлялся. Но упрямо продолжал курить.
– Когда я вышел из пещеры, он уже ушел.
– Наверное, поехал домой. Он тебя станет ждать, сам знаешь.
– Да.
До конца улицы они шли молча. Забегаловку и баром-то нельзя было назвать, но она была открыта.
– Первая кружка за мой счет, – сказал мистер Нанси.
– Мы пьем только по одной, помнишь, как договорились? – возразил Тень.
– Ты что, дешевка? – поинтересовался мистер Нанси.
Мистер Нанси купил им пару пива, а Тень – вторую, а потом с ужасом выпучил глаза, когда Нанси уговорил бармена включить караоке, и, скрывая неловкость, слушал, как старик вымучивает «Что нового, милашка?», а потом выводит трогательную и мелодичную версию «Ах, как ты смотришь сегодня». У него был неплохой голос, и под конец десяток засидевшихся завсегдатаев принялись подпевать и аплодировать.
Когда он вернулся к стойке, у которой сидел Тень, выглядел он уже намного веселее. Белки глаз у него прояснились, и сероватый налет с кожи исчез словно по волшебству.
– Твоя очередь, – сказал он Тени.
– Ну вот уж нет!
Но мистер Нанси заказал еще пива и минуту спустя уже протянул Тени заляпанную жиром распечатку текстов, предлагая выбрать песню.
– Просто выбери ту, слова которой знаешь.
– Не смешно, – отозвался Тень.
Весь мир начинал понемногу плыть и качаться, и Тень не сумел собраться с силами, чтобы спорить, а потом мистер Нанси поставил фоновую запись к «Не дай мне быть непонятым» и принялся подталкивать – буквально толкать – Тень на крохотную импровизированную сцену в дальнем конце бара.
Тень держал микрофон так, будто это была живая тварь, и вот уже послышались первые аккорды, и он проскрипел вступительное: «Детка…» Никто в баре ничем в него не бросил. Было приятно. «Можешь меня понять?» Голос у Тени был хриплый, но мелодичный и вполне подходил для песни. «Иногда мне кажется, я слегка сошел с ума. Разве ты не знаешь, что никто из живых не может быть ангелом всегда…»
И он продолжал петь, пока они шли домой через деловито гудящую флоридскую ночь, – старый и малый счастливо спотыкались.
– Я просто душа с добрыми намерениями, – пел Тень крабам и паукам, пальмовым жучкам, ящерицам и ночи. – О Господи, не дай мне быть понятым неверно.
Мистер Нанси показал ему диван. Диван был гораздо меньше Тени, и тот решил спать на полу. Но к тому времени, когда он наконец принял это решение, он уже крепко спал, наполовину лежа, наполовину сидя на крохотном лежаке.
Поначалу он снов не видел. Его окружала только мирная тьма. Потом, увидев в отдалении костер, он пошел на свет.
– Ты хорошо потрудился, – прошептал, не шевеля губами, бизоночеловек.
– Я сам не знаю, что я сделал.
– Ты водворил мир, – сказал бизоночеловек. – Ты взял наши слова и сделал их своими. Они никогда не понимали, что и они, и люди, им поклоняющиеся, остаются здесь лишь потому, что нас устраивает их присутствие. Но мы можем передумать. И возможно, так и сделаем.
– Ты бог? – спросил Тень.
Бизоночеловек покачал головой. Тени на мгновение показалось, что ему даже удалось насмешить это таинственное существо.
– Я земля, – сказал он.
Если и было в этом сне что-то еще, Тень этого не помнил.
Где-то что-то скворчало. Голова раскалывалась, за глазами тупо гудела боль.
Мистер Нанси уже готовил завтрак: перед ним у плиты высилась горка оладий, рядом стояла сковорода, на которой скворчала яичница с беконом. Булькала кофеварка. Выглядел мистер Нанси совершенно здоровым.
