Капитан Феллофилд поскреб свой седой затылок.
— Камнепады состоят из мелких камешков. Так что же, ты говоришь, что тут есть разница?
Даг пожал плечами.
— Ты не спрашивал бы, если бы когда-нибудь попал под камнепад. — Его не должны заставить сделаться судьей этих людей, не должны заставить решать, кому из них жить, а кому умереть. Но что, если он — единственный, кто обладает достаточными знаниями? — Послушайте. — Даг наклонился вперед, опираясь на свой крюк, и взмахнул рукой. — Все они — или те, кто выжил в игре, или те, кто помогал ее организовать. Все они однажды имели возможность сделать выбор — и в ущелье и на дне реки достаточно тел, чтобы доказать: для кого-то оказалось возможным выбрать другую судьбу. Не думаю, что хоть кто-то из разбойников был околдован так, что не мог бежать или хотя бы попытаться. Ведь Крейна потому и не было в пещере прошлой ночью — он выслеживал двух парней, не пожелавших участвовать в зверствах. Беднягам так и не удалось уйти.
Даг помолчал, понимая, что хорошего решения не существует. Однако было бы ужасной несправедливостью в отношении тех, кто умер, сопротивляясь злу, отпустить этих слабаков на свободу. Большинство из них к этому времени уже перестали быть собой, привыкли к тайным жестокостям; было бы безумием позволить им вернуться к людям. У речников не было возможности держать их в заключении…
«Но не я должен вынести приговор».
— Если вы все равно собираетесь их повесить, бесполезно мне… или Барру и Ремо, — Даг поспешно устранил возможность противопоставить одних Стражей Озера другим, — разбираться, кто был околдован, а кто — нет. Если же не собираетесь, значит, крестьяне не судят больше крестьян, как делают Стражи Озера в отношении своих. Вам пришлось бы принять наше слово на веру, ведь сами вы проверить этого не можете. Не думаю, что такая идея удачна. Если вы собираетесь кого-то из них отпустить, то должны делать это по собственным резонам, основываясь на собственных доказательствах. Фермеры — фермерам, предатель Страж Озера — нам. — Даг счел, что важно обязательно произнести это слово — «предатель».
«Так кто же теперь не имеет лагеря?»
— Так и Крейн будет повешен вместе с остальными? — спросил Слейт.
Ремо, выбравший неуместно высокопарный тон, проговорил:
— Он выбрал смерть по нашим собственным обычаям. В тайне.
Гринап недоверчиво вытаращил на него глаза.
— Вы, Стражи Озера, уж не собрались ли дать ему сбежать?
Барр закатил глаза.
— Со сломанной-то шеей?
— Это может быть уловкой, — упорствовал Слейт.
Даг неожиданно для самого себя сказал:
— Это не будет сделано в тайне. Вы все увидите — каждый шаг.
— Даг! — в один голос вскрикнули Барр и Ремо. Ремо пораженно выдохнул: — Даг, ты не можешь!..
— Я могу и сделаю. — Сможет ли? Брат Дага Дор, мастер, изготовляющий разделяющие ножи, всегда работал в уединении — возможно, для этого была и другая причина, помимо его нелюдимости.
— По справедливости он должен висеть вместе с остальными, — сказал молодой Гринап.
— Он выбрал смерть от разделяющего ножа, — сказал Даг. — Я обещал подготовить для этого нож… по крайней мере попытаться.
Вейн прищурился.
— Разве Стражи Озера не считают такую смерть почетной? Это уж точно не годится — висеть-то совсем не почетно, дозорный.
— Речь идет не о почете. Так появляется возможность спасти нечто полезное… после всех бессмысленных потерь, — ответил Даг.
— Мне это тоже не кажется справедливым, — сказал Слейт, потирая подбородок.
Теперь уже все речники с подозрением смотрели на Стражей Озера.
— Что ж, тогда поговорим о том, что вам понятно, — вздохнул Даг. — Давайте поговорим о праве на вознаграждение за спасение имущества, которое вы все уже обсуждали. Я требую этот нож как свою долю. — Он вытащил ножны из-под рубашки, снял с шеи тесьму и высоко поднял нож. — Этот нож и возможность его зарядить.
Брови Слейта поползли вверх.
— Только это? — поспешно поинтересовался он. Эти парни из Серебряных Перекатов сразу чуяли выгодную сделку… Гринап тоже заинтересовался, явно что-то подсчитывая в уме.
Даг поспешно добавил, заметив, как зашевелились остальные Стражи Озера:
— Я говорю только о себе. Барр и Ремо тоже рисковали жизнью прошлой ночью, как кое-кто из вас может вспомнить.
— Да ладно, — весело сказал Слейт. — Отдайте дозорному его нож, раз уж ему так хочется.
— И возможность его зарядить. Для тех, кто не знает, о чем я говорю, — продолжал Даг, — хотя клянусь: сегодня вы все хорошо поймете, — речь идет о смертности Крейна. Он подарит ножу смерть своего сердца.
На лицах всех сидящих в кругу отразилось глубокое сомнение.
Нарушил молчание Медвежья Приманка:
— Что касается других дозорных, они могут сами запросить свою долю, но целителю нужно дать то, чего он просит, по-моему.
Капитан Слейт, возможно, вспомнив о своем матросе с перерезанным горлом, неловко поежился.
— Что ж… пожалуй, это правильно. Только вот что: этот разбойник — Страж Озера — должен умереть первым. Чтобы все, кого он завлек, могли это увидеть.
— Это будет им уроком на всю жизнь, — пробормотал Барр. По крайней мере несколько человек слегка улыбнулись, разделяя его злость.
— Ладно, — устало согласился Даг.
«О боги…»
Вовсе не разбойникам он хотел преподать урок, а речникам. И всем остальным — потому что рассказы о событиях этого дня пойдут гулять по реке от истоков до устья со скоростью, какую только способны развить суда. Факты, конечно, в конце концов будут искажены… однако Даг поклялся себе, что сегодня все поймут все правильно.
«Так что ты уж постарайся, старый дозорный…»
* * *
Даг вернулся на «Надежду», стараясь припомнить все, что видел, когда Дор готовился к наложению на нож уз. Мастера, изготовляющие разделяющие ножи, жили, как он знал, обычно в центре лагеря, в самом уединенном и защищенном месте… в самом сердце жизни Стражей Озера. Ему предстоит вывернуть это сердце наизнанку.
Он попросил неотступно следовавших за ним Барра и Ремо найти себе занятие на полчаса: молодые дозорные были не из тех, кто понимает тонкие намеки, — и увел Фаун на заднюю палубу, где они хоть как-то могли уединиться. Там он объяснил ей, что собирается попробовать сделать.
Фаун только кивнула.
— Все, что умеет делать Дор, ты, я не сомневаюсь, сделаешь лучше.
Даг не был уверен, что такая вера в его силы оправдана, но она согрела ему сердце. Он стиснул сильную маленькую руку жены.
