Ознакомительная версия.
— Да, вот еще, дядя… Дашь мне право на мое усмотрение брать в десяток бывших преступников, бросивших свое ремесло.
«Эх, жаль, Мирвик вряд ли согласится…»
— Этот десяток, дядя, не будет разнимать пьяные драки по кабакам. И если в порту грузчик зарежет матроса на глазах толпы — с этим тоже к «крабам». И если на улице у зеваки срежут кошелек — это не наша печаль, мы не будем ловить тех, кто «снимает соты»…
— Что-что?
— Потом объясню… Но если умер человек — и не разобрать, своей смертью умер или помог ему кто… или украдены драгоценности, или дом подпалят…
— И твой десяток со всем этим разберется? — скрыл усмешку Хранитель.
— Нет. Думаю, сначала от нас будет мало проку. Терпи, дядя, терпи и плати. Нам нужно из ничего создать ремесло со всеми его приемами и ухватками. Знаю пока только одно: мы будем как можно реже прибегать к пыткам. Иногда, пожалуй, придется, но… Под пыткой, наверное, я и сам признаюсь, что замыслил извести тебя и тетушку Аштвинну. А я хочу научиться добывать не признание, а правду.
Хранитель некоторое время раздумывал. Затем сказал с улыбкой:
— Рассуждаешь наивно, по-мальчишески. Сдается мне, что захотел ты новую игрушку, причем не из дешевых. Но я тебе должен куда больше. А если из твоей затеи выйдет хоть что-то путное… Словом, будет тебе все, о чем ты сейчас просил.
Двадцать девятый день Щедрого месяца
— Отличный занавес! Зрители так и ахнули. А что кисти не золотые, а серебряные, так оно из зала лучше смотрится! — восхищался Мирвик.
— Серебряные изысканнее, — согласился Ларш.
Оба шли из театра, с «Двух наследников» — спектакль ставился уже несколько раз, но еще не приелся публике. Роль королевы прочно заняла Барилла, зрители принимали ее тепло, но актрисе пришлось смириться с приговором города: «Играет-то она хорошо, но с Эрталой не сравнить».
«Любовь толпы капризна, прихотлива, — сказал по этому поводу Раушарни. — Если бы Эрталу видели на сцене каждый день — быть может, к ней бы охладели. Но так… звездой падучею она сверкнула, проблистала и исчезла…»
Никто не знал, куда пропала выступившая один раз актриса. Имя ее обрастало легендами — от романтических (похищена знатным поклонником) до драматических (тайно зарезана и брошена в море другими актрисами).
А за роль «коварной разлучницы» шла распря меж Милестой и Джаленой. Сегодня в летучую мышь превращалась Джалена. Но для нее выпал не совсем удачный день: зрители восхищались не столько игрой актрисы, сколько долгожданным новым занавесом. Темно-синим, с серебряными кистями и серебряным узором в виде огромных снежинок. Рисунок должен был напоминать об имени высокородной дарительницы — Аштвинна Зимняя Сказка. Сама супруга Хранителя тоже была на спектакле, ее встретили восторженными криками.
Теперь Мирвик, сменив наряд придворного на обычную одежду, провожал Ларша к дому, который тот снимал, и в самых утонченных выражениях отбивался от очередного приглашения на службу.
— Ну, какой из меня стражник? Я же при театре! Метлой орудовать — это я могу, дали на сцене пару слов сказать — я и счастлив… Деньги? Ну да, деньги хорошие, кто ж спорит… Но я, спасибо Хранителю, и так не без гроша…
Мирвик улыбнулся, вспомнив о деньгах, которые обрушились на него от щедрот Хранителя. Правда, с условием: не бренчать о том, что довелось узнать. Да пожалуйста!.. А зато теперь не надо спать в театре под лестницей. Мирвик снял чердачную комнату у вдовы Чирайны, заплатил за год вперед. Вдове и подспорье, и гордость: ее сыновья расхвастались по округе, что их постоялец — всамделишный актер. И теперь соседи не устают с благоговением глазеть через забор, как Мирвик по просьбе Тенаша и Хараша в очередной раз декламирует: «О королева, отчего твой лик…»
Спохватившись, Мирвик вернулся к беседе:
— Ну, как я жалованье отработаю? Меня ж на второй день из стражи погонят!
Ларш засмеялся и махнул рукой. Он, в общем-то, и не рассчитывал на согласие. Зато он успел узнать у Мирвика уйму воровских словечек и приемов. А Мирвик бахвалился в труппе покровительством Спрута, так что знакомство было взаимовыгодным.
— Никогда не угадаешь, кого я на службу в свой десяток сманил!
— Попробую угадать. Наррабанского Светоча? Дракона из Подгорного Мира?
— Ха! Авиту!
Мирвик даже споткнулся на ходу.
— Авиту?!
— Угу. Дядю пришлось уговаривать: женщины в аршмирской страже никогда не служили. Хотя в Тайверане, говорят, такое было. Я упирал на то, что в армии наемницы служат, так почему в страже нельзя? Наконец дядя сломался, но потребовал, чтобы она не носила черно-синюю перевязь и оружие. Авита, кстати, выставила такое же условие.
— Безымянные боги… Что же она у вас делает?
— Рисует.
— То есть как это — рисует?
— А так. Вышла тут история: влез к одному купцу в дом ворюга…
— Мышь, — строго поправил Мирвик стражника.
— Чего?.. А, да-да, мышь… Хозяин вышел на шум, получил от этого мыша в морду. Ну, ворюга сбежал. Хозяин — в Дом Стражи. Трясется весь. Да, видел вора. Да, запомнил. Как тот выглядел? А никак. Шрамов нету, оба глаза на месте. Встречу, мол, — признаю, а так…
Мирвик понимающе кивнул.
— А я догадался послать за Авитой, — продолжал Ларш. — Она захватила с собой восковую дощечку и палочку. Села с купцом в уголке, нас всех разогнала, чтоб не мешали. Купец успокоился: при девушке дрожать стыдно. А я в сторонке сижу, краем уха слушаю, как она купца приветливо выспрашивает: «Пусть мой господин скажет только: у негодяя лицо круглое?.. Ах, длинное, как морда лошади? Вот такое, да? Ну и славно. А брови — прямые или изогнутые?.. Не такие? Ничего, сотрем, другие нарисуем…» Так они сидели, рисовали… Вдруг купец как заорет: «Он! Как живой, чтоб ему в Бездне гореть!..» Авита скопировала рисунок на бумагу. Мы тот лист прибили к воротам в Доме Стражи, «крабы» сползлись полюбоваться. И сразу пятеро закричали: «Да это же Репейник!» В тот же день голубчика и взяли. Ловко?
— А то!
— Авита умную мысль подбросила: чтоб с каждого, кого приволакивают в Дом Стражи, рисовать портрет, те листы хранить и пострадавшим показывать. И другая польза от портретов будет: если велят ловить по всему городу, скажем, Костолома, то новичкам, которые этого Костолома в глаза не видели, можно показать рисунок.
Мирвик уважительно покрутил головой: стража на его глазах менялась, становилась все опаснее.
— Да, — вспомнил Ларш, — тот укротитель… Ну, Прешдаг… перед тем как он со своим цирком умелся из города, я привел его в Дом Стражи и велел Авите зарисовать его лысую башку. И сказал: «Все, похититель девиц, теперь твоя морда у меня навсегда останется. Если вернешься в Аршмир, веди себя тихо, как уж под корягой, не то пожалеешь». Он даже побелел. Решил, наверное, что это снова какие-то чары Ночной Колдуньи.
Ознакомительная версия.
