На родине, в Хор-Меневате, отношения с богами были будто бы… проще. Страна славилась своими полями и угодьями, большинство жителей занимались именно хозяйством, поэтому их не интересовали огромные храмы, толпы жрецов или обетов. Маленькие святилища ставили прям в полях, так что пока не встало солнце, до работы, крестьянин мог возжечь свечу и верить, что с ее дымом возносятся молитвы.
Всё просто.
Прошепчи слова, зажги свечу с нужными травами, иди работать. Боги подумают за тебя, как лучше выполнить просьбу. Они любящие и оберегающие. Главное, следуй пяти достоинствам, избегай пяти пороков.
В королевском замке имелась собственная часовня, но такая же непритязательная. Яшма частенько вставала с рассветом и отправлялась туда, чтобы поставить свечу в каменном алькове. Ей нравилось размышлять в тишине, строить планы на день.
Хотя аристократы знали, что всё не так просто с религией: боги не пройдут за тебя путь, следовать добродетелям нужно самому. Отвечать за свой выбор.
Яшму это устраивало. Когда она предложила брату согласиться на брак с императором Шеленара, она тоже осознавала, что делает.
С возрастом подозрительность брата росла, как и влияние Яшмы. Это становилось опасным и для нее, и для детей. Союз же с сильной империей как никогда кстати. Яшма догадывалась, что после смерти неуравновешенного брата начнутся неспокойные времена.
Яшма ехала в карете по столичным улочкам и невольно теребила бусины браслета на руке. Маленькие костяные шарики с одним орихалковым — ровно одиннадцать, по числу небесных обетов.
На родине почти никто не носил молитвенные браслеты. В империи даже у бродяги на запястье повязана грязная нитка, пусть даже без бусин.
Поэтому Яшма ехала в Кахарский храм. Императорская семья не должна пренебрегать жрецами.
Яшма облачилась в темно-синее платье с золотой вышивкой, достаточно официальное, но не слишком торжественное. Служанки заплели ее длинные волосы в толстые косы с нитями жемчуга и уложили вокруг головы, украсив тусклыми золотистыми украшениями, цепочками свисающими около ушей. И конечно же, тугими соцветиями ночных цветов, которые так любили жрецы.
Поверх этого — вуаль. Тонкая воздушная сеточка, не столько скрывавшая, сколько отделяющая от простых людей. Знатные дамы часто выходят в вуалях.
Раздвинув занавески кареты, Яшма выглянула в окно. Когда-то она полагала, империя ужаснет ее, но на самом деле, до сих пор город навевал некое чувство благоговения — и вызывал любопытство.
Шумный, яркий, непохожий на родину.
Сердце Шеленарской империи — Кахар. Огромный город, куда стекались торговцы и ремесленники, политики и ученые. В стенах дворца легко об этом забыть, поэтому Яшма регулярно совершала прогулки, даже когда не было такой конкретной цели, как сегодня.
Император Рубин город не любил. А вот его сыновья часто составляли ей компанию или ездили сами. Они не брали женскую карету, красовались на лошадях, и Яшма думала, что народу полезно видеть своих принцев. Она даже осторожно выясняла настроения, и у нее сложилось впечатление, что если воинственного императора бояться, то к его сыновьям испытывают иные эмоции.
Впрочем, многих принцев любят ровно до тех пор, пока они не становятся императорами — или не совершают что-то такое, что люди поймут по-своему.
Когда приходили ветра с нагорья, ставни домов закрывались, улицы пустели. Но сейчас город дышал, его сердце билось. Яшме нравились крепко сложенные невысокие домики из камня и пестрые флаги над улицами. Лавки украшали гирляндами из цветов и яркими лентами над окнами, чтобы по их оттенкам не хуже чем по знакам определять, это цирюльник иди торговец пряностями.
Люди толкались и сновали, большинство не обращали внимания на карету. Если замечали гербы, торопливо кланялись, потом снова спешили по своим делам. Простые горожанки не скрывали лиц, платья предпочитали цветастые, хотя Яшма заметила и несколько белых, наверняка из храмов, и пару мешковатых одежд работников.
Проходящий мимо торговец предлагал кульки сладостей, и вокруг него толкались восторженные дети. Чуть подальше мелькнул крысолов с парой собачонок у ног.
Улыбнувшись, Яшма прикрыла занавески кареты, спряталась в тени и снова перечитала письмо от сына.
Дочери давно вышли замуж, а сын остался в Хор-Меневате, но, к счастью, выбор жизненного пути надежно оберегал его от политики: он ушел в храм. Традиционно считалось, что жрецы отказываются от всех титулов и земель, которые принадлежали им до этого — так что брат Яшмы мог не опасаться, что племянник слишком близок к трону.
Амалин не задумывался о таких вещах, он рос тихим и замкнутым мальчиком, так что Яшма не удивилась, когда он захотел познавать тишину и писать книги — стал велдо, так называли орден жрецов, который занимался наукой в уединении каменных храмов.
Он писал регулярно, и Яшма каждый раз улыбалась, читая от него весточки. Прежде всего тому, что Амалин явно нашел себя и не жалел ни о чем. Ему нравилось умиротворение храма. Он рассказывал о том, как увлекся каким-то древним языком и расшифровывал с другими жрецами глифы.
В этот раз, правда, упоминал, что в Хор-Меневате тревожно: король болен, год выдался неурожайным, местные аристократы начинают возмущаться.
Когда Яшма вернется во дворец, она обязательно напишет сыну. Успокоит и напомнит, что больше это не их проблемы.
В Хор-Меневате дворянство играло важную роль и сильно давило на корону. В Шеленарской империи оно обладало меньшим весом, император хорошенько проредил и приструнил недовольных, когда взошел на престол. Но вместо них тут были жрецы и грезящие. Последние хотя бы предпочитали не вмешиваться в политику.
Карета мягко ткнулась, останавливаясь. Яшма убрала письмо и дождалась, когда открылась дверца и слуги подали ей руку.
Кахарский храм поражал размерами и формой. Яшма находила его странным. Слишком помпезным, состоящим из многочисленных колонн, коридоров, залов разных жреческих орденов. Со стороны казалось, будто на небольшой храм потом настраивали и настраивали новые здания и помещения. Яшма знала, что примерно так и было.
Ее встретили служки. Дети от семи до тринадцати лет, которые учились в храме, но еще не вступили ни в один из орденов. Они могли сделать это, а могли и покинуть храм, чтобы продолжить обучение где-то еще или вернуться в семью.
Почти все оставались.
Одетые в простые белые одежды, без каких-либо украшений, только нитки молитвенных браслетов с дешевыми бусинками. Служки ненавязчиво отделили Яшму от основной толпы молящихся, которые шагали по ступенькам храма. Неподалеку Яшма заметила джаданов в форме, так здесь называли городскую стражу.
Яшма последовала за детьми под каменные своды. Ее сразу повели не в главные залы, откуда слышался шелест приглушенного говора и тянуло густым благовонным дымом. Вдоль полутемных коридоров жену императора провели в небольшой молельный зал, где перед алтарем зажигал последние свечи Верховный жрец.
Иногда Яшму восхищало, как поэтично в империи относились абсолютно ко всему: все титулы имели красивые названия, аристократам обязательно подбирали высокопарные прозвища. Иногда Яшме казалось, даже у кухарки какое-нибудь звучное имя и должность вроде «сопроводительницы приемов пищи».
Неудивительно, что именно здесь зародились грезящие, отсюда распространились в том виде, в котором они есть.
Но порой Яшму утомляли подобные церемонии, как, например, сегодня. Верховного жреца тут именовали Открывателем небесных врат. Считалось, что если императоры — продолжение богов на земле, то жрецы — проводники воли богов. Но главное, проводники душ после смерти к перерождению.
Нынешнего Верховного жреца звали Мельхиором, и он приходился дальним родственником императорской семье. Давняя традиция, вроде бы для того, чтобы жрецы не выступали против королевской власти.
Мельхиор Яшме нравился. Низкорослый, но крепкий для своего возраста. Он брил волосы на лице и на черепе, но брови у него оставались густыми и абсолютно седыми, а лицо в морщинах походило на сморщенный фрукт. Многослойные одежды белых и песчаных цветов, замысловато выкрашенных в несколько оттенков, окутанные жемчужными цепями.
