— Прыгай! Прыгай! — но его голос тонул в вихре метели.
Александр, поняв, что его усилия бессмысленны, перекинул ногу и спрыгнул с седла в сугроб. Его конь рванулся вперед и пропал из виду; сметя с пути ратников, еще несколько коней ускакали прочь, скрывшись за снежной завесой. Дружинники отчаянно пытались удержать оставшихся лошадей, а те — напуганные и ослеплённые — кидались из стороны в сторону, издавая визгливое ржание.
Мусуд и Федор Данилыч, схватив княжичей, потащили их в сторону, боясь, что ошалевшие животные могут затоптать их. Прижав Фёдора и Александра к стволу старой сосны, толстой и крепкой, телохранители накрыли их с головой меховыми плащами, защитив от ветра и снега. Мусуд вспомнил о старике Даниле. Оставив княжичей с кормильцем, он вернулся на тропу и отыскал того в глубоком снегу, куда старика скинул его конь. Данила не мог двинуть ни рукой, ни ногой, и татарину пришлось взвалить его на свою спину и отнести к сосне, где укрылись Фёдор и Александр. Затем Мусуд, тряхнув Федора Данилыча за ворот, проорал тому в лицо:
— Стой здесь с княжатами! Я за конями! — и кинулся туда, где мужики-дружинники боролись с конями, из последних сил удерживая их: снег слепил глаза, мешал дышать, а ветер валил с ног и оглушал своим воем. А если кони сбегут, то отряд лишится не только скакунов, но и всех своих запасов. Мусуд пытался перекричать ветер, хватая поводья: — Привязывай их к деревьям! Привязывай!
Привязав одного брыкающегося коня к дереву, Мусуд побежал к другому, помогая спутникам, пока, наконец, им не удалось привязать всех уцелевших лошадей. Жмурясь от снежной пыли, которая забивалась в глаза, ратники накрывали коней попонами, старательно укутывая им головы и перевязывая веревками; так, чтобы животное не мерзло и могло дышать, но не видело метели. Кони успокоились. Дружинники сбились в кучи под деревьями, прижимаясь друг к другу, и удерживая над собою попоны, которую трепал ветер и засыпало снегом.
Мусуд, укрывшийся с княжичами, Данилой, и Федором Данилычем, подсчитывал урон. Фёдор сильно расшибся и стонал от боли в руке, прощупав которую, татарин обнаружил несомненный перелом. Данила отбил себе спину и едва мог дышать от этого. А вот Александр не пострадал совсем.
— Не тужи, княжич, — успокаивал Мусуд раненого Фёдора, наспех в темноте и тесноте подвязывая мальчику руку к плечу тряпкой, чтобы облегчить боль. — Метель уляжется, тогда мы тебя и отвезем домой, в Переяславль, и всё будет хорошо.
— Больно! Больно! — вскрикивал Фёдор то и дело и заливался слезами.
«Не получится вам вернуться к вашему батюшке целыми да здоровыми! — подумал Мусуд с унынием. — Ах я, дубовая башка! Ну почему не послушал мальцов?…»
Над головами истощенно выл ветер, трещали ветки и бесновалась непогода.
Лишь к ночи метель улеглась, стихнув так же внезапно, как и начавшись.
Ветер угомонился, перестав гнуть деревья и поднимать тучи мелкого снега. Открылось небо, черное и усыпанное серебряными звездами, безоблачное, как будто и не было в помине никакой бури. Откинув попоны, люди начали выбираться из убежищ, и оказывались в глубоком снегу, поднявшимся в иных местах до пояса. Тропу, по которой они шли в Переяславль, замело начисто. Бранясь на землю и небо, ратники начали расчищать путь к привязанным неподалёку лошадям, чтобы снять с них вьюки с запасами жита. Отряду предстояла ночевка.
Из двадцати двух лошадей, сопровождавших отряд, отбились и убежали четверо, но, к счастью, это не нанесло существенного удара по запасам отряда. С горем пополам, очистив место для костра, развели у деревьев огонь. Поближе к теплу усадили пострадавших Фёдора и Данилу, которым для усыпления болей Мусуд дал разбавленной водой медовухи, хранимую им для крайнего случая.
— Что будем делать наутро? — спросил Александр Мусуда.
— Что делать будем? — вздохнул татарин; он резал сухое мясо на коленях. Отложив нож, он задумался ненадолго, потом вновь взялся за мясо, и, не глядя на княжича, ответил: — Пойдём дальше. Дорога тут одна, не собьёмся.
Александр, удовлетворённый таким ответом, больше его ни о чём не спрашивал. Пожевав мяса и сухарей, он пододвинулся к костру и, подложив под голову какой-то куль, лёг. Несмотря на боль и холод, Фёдор уже спал, опьяненный медовухой, устроившись на подстилке из плащей и попон, рядом с ним прикорнул Данила, даже во сне охающий от боли в спине.
«Надобно было старца в Смоленске оставить! — думал Мусуд виновато. — А ежели помрет? Куда мне его смерть?»
Понемногу отряд устроился: ратники развели еще костер чуть в стороне, отогрелись и, приободрённые затишьем метели, стали ждать утра. Тишина застыла в чащобе, как бы говоря, что все опасности позади и нужно позабыть страхи. Дружинники один за другим уснули у огня.
Позже, когда бледная луна закатилась за черную макушку ночи, Мусуд встал, чтобы подбросить в огонь сушняка, и увидел, что Александр не спит. Мальчик лежал с широко открытыми глазами, пристально вглядываясь куда-то в темноту.
— Ты чего не спишь, княжич? — склонился над ним гридник. — Болит чего?
Александр перевел взгляд на него.
— Не болит. Не спится мне.
— От чего же? Замёрз?
— Нет. Смотрит оно на меня, вот заснуть и не могу.
Мусуд вздрогнул от этих слов, испугавшись: не ударился ли всё ж Александр головой?
— Кто смотрит? Ты что такое говоришь?! — сняв рукавицу, он положил ладонь на лоб мальчика. — Бредишь?
— Да не брежу я! — Александр скинул руку Мусуда, и, приподнявшись на локте, указал в темный лес. — Там стоит кто-то за деревьями и всё смотрит сюда.
Татарин вскочил на ноги и уставился, что есть силы, туда, куда указывал княжич. Рваный и неверный свет, падающий от костров, вырывал из мрака ближайшие деревья, не проникая дальше. Мусуд ничего не увидел. Но он чувствовал, что Александр не стал бы так обманывать его.
Мусуд растолкал одного из ратников:
— Подними нескольких мужиков, да смотрите во все глаза. Видно рядом волки ходят: кабы не напали. А мы с Федором Данилычем вокруг осмотримся. Понял ли?
— Понял, — коротко ответил тот и, поднявшись, стал будить ближайших к нему дружинников..
Федор Данилыч и Мусуд сунули в огонь ветки, и, выждав, пока они не разгорятся, взяли их в руки как факелы. С обнаженными кинжалами они шагнули туда, где сгущалась тьма. Ноги проваливались в снег, но два ратника упорно продвигались вперед, выставив вперед объятые огнём ветки. Так они обошли лагерь кругом, и ничего не нашли.
— Если это волки, или какой другой зверь, то где следы? — проговорил княжий кормилец недоуменно.
— Да, следов не видно, — согласился Мусуд озадаченно. Неужто Александру привиделось что-то и мальчик принял ложь за явь? Они вернулись к разбитому лагерю, позволив разбуженным ратникам вернуться к отдыху. Александр выжидающе смотрел на Мусуда, и тому пришлось сказать: — Глаза тебя обманули, княжич. Никого там нет.
— Даже белка не пробегала! — прибавил Федор Данилыч, подбросив в огонь веток, и протянув к нему ладони, чтобы обогреться. — Все волки сейчас носы в хвосты спрятали да отсыпаются! А у страха глаза велики! Так что спи спокойно, княжич.
Александр, несмотря на мороз, весь вспыхнул.
— Ты думаешь, я с испуга наговорил? — словно выплюнул мальчик эти слова. — Это у меня со страху глаза не то видят, а уши не то слышат? У меня?!
— Полно тебе, Олекса! — быстро заговорил Мусуд, пытаясь успокоить осерчавшего княжича. — Кто не ошибается?
— Я не ошибаюсь! И нечего мне испуг заячий приписывать! — еще более вспылил Александр. Он вскочил на ноги и заявил: — Сам пойду да посмотрю! Докажу, что не трус.
— Да ты что! Да ты что! — татарин ухватился за мальчика, удерживая его. — Куды пойдёшь?! Стой, не гневись! Кто ж о тебе, светлый княже, плохо думать осмелится?!
— Отпусти, всё равно пойду! — огрызнулся Александр.
— Прости меня, княже, — ласково заговорил Федор Данилыч, сообразив, что ненароком оскорбил княжича: — Прости! Уж не гневствуй, слово ведь не птица — вылетит, не поймаешь! Прости!
