Александр медлил, всё еще злясь. Потом он оттолкнул в сторону телохранителя и вернулся на прежнее место у костра. Мусуд бросил выразительный взгляд на Федора Данилыча, покачал головой, и тоже сел.
«До чего горд! Батюшкина кровь пылает!» — недовольно подумал кормилец и лег, укрывшись плащем.
Мусуд постучал ногами друг о дружку, чтоб немного разогнать кровь, и поглядел на звезды, прикидывая, сколько осталось до рассвета. Вдруг он услышал, как вскрикнул подле него Александр. Повернувшись к княжичу, татарин проследил за его взглядом: тот вперился в одного из ратников, сидевших у костра. Тут и сам Мусуд не смог сдержать возгласа.
На плечах сгорбившегося пред костром мужика сидело, свесив ноги, оканчивавшиеся крупными копытами, на грудь человеческую, чёрное чудище. Сложением оно походило на человека, да только всё словно поросло собачьей шерстью. На месте шеи чудища росло свиное рыло и морда у чудища была свиная, только зубы в открытой пасти — длинные и острые, как у волка али медведя. Когтистыми лапами чудище обхватило голову ратника.
— О, Аллах! — воскликнул Мусуд, у которого сердце от такого зрелища ушло в пятки. — Аллах! Прибегаю к Господу зари от того, что Он сотворил в ночи! От зла мрака, когда он землю покрыл! От зла колдуний, дующих на узлы! Прибегаю к Господу рода людского, Царю рода людского, Богу рода людского от наущения сатанинского злого, что вселяет искушение в сердца рода людского, из джиннов, чья мать Лилит, и рода людского!…
Ни бедолага ратник ни чудище не шелохнулись в ответ на его слова. Лицо ратника, несмотря на открытые глаза и моргающие веки, показалось мертвым. А чудище, сжимая его голову, ухмылялось. Александр, поборов оцепенение, закричал звонко:
— Проснитесь! Други верные, вставайте! Враг нагрянул!
Дружинники, приученные бросаться в бой при первом же кличе, пробудились от крика княжича. Схватившись за оружие, они вскакивали на ноги, готовые сразиться с врагом. Федор Данилыч, только задремавший, подскочил, словно ошпаренный: «Где? Что?»
— Княжич! — Мусуд схватил мальчика за руку и притянул к себе, намереваясь, если понадобиться, закрыть Александра собою. — Отойди от него! Все боги небесные, что за проклятье?
Дружинники, обступившие с обнаженными мечами несчастного своего соратника, растерялись, страшась приблизиться к нему. Разлепивший веки Фёдор, вначале непонимающе моргавший глазами, захлёбываясь криком, принялся расталкивать Данилу.
— Чего стоите?! — крикнул Александр. — Убейте его! Убейте!
Приказ юного князя подействовал на воинов: они бросились на оседланного бесом соратника. Когда же пронзённое мечами тело упало наземь, обнаружилось, что чудища ни на нём, ни рядом — нет. Но ждать долго не пришлось: оно уселось на шею другого мужика, одного из тех, что шли с княжичами из Смоленска. Свиное рыло ухмылялось и скалило зубы на ошеломлённых ратников.
— Чёрт зубастый! — выдохнул Федор Данилыч, сжимая в дрожащей руке кинжал.
— Убейте! — приказал Александр решительно. — Убейте тварь!
Мусуд бросился вперед и первым нанёс удар — ратник с рассеченной грудью упал на снег, заливая его густой парной кровью. Чудище же растаяло в воздухе. Дружинники испугано заозирались по сторонам, со страхом гадая, появится ли этот нечистый снова.
— В оба смотрите! — велел Мусуд, стараясь подавить ужас, мёртвой хваткой вцепившийся в его сердце. Ему вспомнились всё страшные сказы, которые довелось слышать за свою жизнь: о шайтане, о слугах его джиннах, об окаянных еретиках, о ходячих мертвецах, о рогатых супостатах…
— Гляньте! Гляньте! — закричал кто-то.
Проклятое чудище выросло из-под земли за спиною раненого Федора, который, хныкая, пытался разбудить Данилу. Тварь не могла усесться на шею Фёдора, оттого, что тот был мал, но ухватила его за шею да, разорвав ворот тулупа, впилось в его шею клыками. Мальчик взвизгнул, затем затих, обмякнув в кольце когтистых рук.
— Господь всемогущий! — простонал Федор Данилыч. Среди внезапной тишины стало вдруг слышно отвратительное чавканье, которое издавало чудище, присосавшееся к княжичу Федору.
— Убейте же этого поганого! — Александр толкнул будто бы окаменевшего кормильца что есть силы. — Или нет у вас рук?!
— Что толку? Мы убьем княжича, а оно запрыгнет на одного из нас! — ответил Федор Данилыч дрогнувшим голосом. — Ишь, его ни меч ни кинжал не достает! Хитрит бес! Так до утра мы друг друга как пить дать порешим!…
Александр отступил от кормильца, пораженный своим открытием: наставник его испугался, трясется от страха! Мальчик бросил последний взгляд на несчастного Фёдора — глаза старшего брата еще жили, а лицо мертвело с каждым мгновением. Княжич, перестав колебаться, кинулся туда, где лежало его — еще детское по всем меркам оружие, — и поднял лук, подаренный ему отцом для науки стрельбы. Александр попробовал натянуть тетиву, но не смог — не хватало свободы движения. Тогда кинжалом он разрезал тугой пояс, срезал петли, и, скинув тулуп на снег, снова взялся за лук.
В тот миг, когда Александр, не тратя времени на прицеливание, натянул тетиву, Федор Данилыч оглянулся на своего питомца.
— Олекса — нет! Нет!
Стрела, взвизгнув в морозном воздухе, вонзилась в глаз, пробила череп, и вышла с противоположной стороны. Со стального наконечника закапала черная и густая, как воск, кровь. Чудище, прилепившееся к Фёдору, отпустило мальчика, покачнулось на кривых мохнатых ногах, и замертво повалилось наземь. Копыта дрогнули один раз — другой… и замерли. Мусуд подбежал к телу чудища и не без опаски склонился над ним. Тварь не исчезла в этот раз, не растворилась в воздухе, а лежала убитая.
— Мертвая! Мертвая! — крикнул Мусуд соратникам. — Князь прибил её стрелою!
Осмотрев Фёдора, татарин сообщил, что мальчик жив, но без чувств. Это принесло всем облегчение. Мусуд укутал княжича как можно лучше и пододвинул к костру, чтоб обогрелся.
Александр продолжал, несмотря на колючий холод, крепко сжимать лук, горящим взглядом буравя Федора Данилыча, стоящего с потерянным видом. Внезапно мальчик вынул из колчана еще одну стрелу. Натянув тетиву, Александр без малейшего колебания выстрелил в сторону своего наставника: стрела чуть не задела его щеку и впилась в темный ствол сосны позади Федора Данилыча. Кормилец вздрогнул, а дружинники, увидев это, вмешаться не посмели; они знали — по праву и обычаю князь может покарать тех, кого заподозрил в измене или трусости. Они не видели сейчас пред собою восьмилетнего мальчика, чей маленький нос покраснел на морозе, а побелевшие руки сжимали детский лук; они видели властного и сильного князя, которому обязаны подчиняться.
Александр приблизился к своему наставнику, пронзительно глядя на него. Он не промахнулся, стреляя в Федора Данилыча, а дал знак, с древних времен означающий, что подданный князя лишился его доверия.
— Тебя мой отец поставил хранить мою жизнь и жизнь моего брата, — сказал княжич. — А ты струсил, ты отступил перед врагом. Трус не может защищать княжескую спину! Трус не может учить князя воинской доблести, не может наставлять его в ратном деле!
— Твоя воля, князь, — прошептал кормилец, опустив голову. Чудилось ему, что с ним говорит не Александр, а его отец — грозный князь Ярослав и от чувства этого Федору Данилычу становилось страшно.
Александр помолчал, затем сказал твердо:
— Запомни, куда попала эта стрела! И запомни — она может прилететь и прямо в сердце!
Он отвернулся и зашагал туда, где лежал его тулуп. Мусуд, поняв, что Александр закончил с управством, прочистил горло и обратился к нему:
— Князь! Сжечь надо бы тварь. Так вроде принято с нечистой?
— Так сожгите… и других — тоже… — ответил Александр, натягивая тулуп на окоченевшие плечи и не глядя ни на кого.
Несколько ратников корягами потеснили мертвое чудище в сторону, следом бросили на него убитых ратников, закидали всё сушняком да корой и подожгли; когда огонь занялся, бросили весь запас дров, чтоб от жара и кости прогорели. Запахло паленой шерстью и жженым мясом.
