Теперь Коркранц понимал, как появилась на свет записка, призывавшая сюда лучшего дознавателя.
И зачем.
Ведь из Солиса получилась только одна таблетка телепата, а этого, очевидно, мало. Кроме того, обладая навыками сыскного, любому преступнику легче будет планировать свои преступления.
И тем легче, чем меньше сыскных останется в строю.
Были тут таблетки совы, о которых мечтал Халле, и таблетки сокола, которыми, видно, кормили голубя Шеффилда. С ужасом наказатель увидел останки крота как центр некоего ночного кошмара и черную шкурку, на которой лежала грубо разодранная желатиновая капсула с остатками порошка, пахнущего кровью и полынью.
Куда же, подумал Коркранц снова, полетел тот голубь? С какой вестью, за какой помощью? Куда убежала их собственная птица, отведав экстракта курицы, его не интересовало.
Наказатель быстро пошел к двери, которую еще при спуске приметил в дальней стене помещения.
И тут на одном из столов он увидел то, чего боялся: потемневший жетон начальника Управы среди обрезков мощных пальцев, сбритые седые волосы и закопченный рассыпавшийся скелет.
Слезы затопили и так почти ослепшие глаза. Он выполнил задание, нашел Дирка Шеффилда.
Кошмарно, это кошмарно – Шеффилд и Солис уничтожены, препарированы, выжаты и высушены! Извращенная форма каннибализма, если можно так говорить о том, что само по себе – крайнее извращение человеческой культуры!
И та же участь ждала их с Халле.
Технологии настоящих таблеток Коркранц не знал, но для них нужна была лишь кровь, и то немного. Здесь же, как он с ужасом осознал, для изготовления одной таблетки требовалось целое существо.
Тело существа.
Наказатель оперся на стол, наклонился, и его вывернуло.
После этого он почувствовал себя лучше, даже в глазах посветлело.
Нужно выбираться и вытаскивать Халле. Когда же окончится действие таблеток? Этот вопрос занимал его довольно сильно, учитывая, что того лося видели на протяжении трех недель.
Внезапно Коркранц почувствовал себя один на один со всем преступным миром. Почувствовал собственную уязвимость и уязвимость Халле, который так хорошо умел думать в кабинете над бумагами, чередуя чернейший чай и горчайший кофе; и так хорошо умел задавать вопросы в полутемной комнате, никогда не срываясь на крик и не переходя на личности.
А тут, в залитом светом доме, на чужой территории, куда его заманили, как в ловушку? Что успел он спросить у брухи, прежде чем отведал страшных пирожков?
Повинуясь внезапному порыву, наказатель схватил одну из таблеток и сунул в карман. Неизвестно, представится потом случай собрать улики или нет.
Он понял, что крашенная белым дощатая дверь ведет под ту часть дома, куда ушел Халле, а следом и Веласка. Не глядя более на бесстыдный, неприкрытый в своей рациональности анатомический театр, Коркранц вытащил револьвер и быстро, бесшумно, боком двинулся к этой двери.
Покойся с миром, Шеф. Я похороню тебя по заветам, пообещал наказатель, и скрежетнул железными зубами.
За дверью обнаружилась не комната, а клетушка с косым потолком, и Коркранц понял, что он под лестницей.
За деревянной стенкой он услышал голоса.
Не мешкая более, он одним ударом плеча вышиб дверь и выломился на их звук.
Бруха и Халле стояли рядом.
– Хватай его! – басом сказала Веласка, протянув руки и впившись невидящим взглядом куда-то правее Коркранца. Пирожок, понял наказатель. Она же тоже съела пирожок.
С таблеткой более-менее понятно, а вот чье мясо… Не думать. К тому же от большей части пищи и препарата он избавился.
Коркранц все равно почти ничего не видел, относительно ясным оставался только скудный пятак в центре поля зрения. Но этого ему хватило, чтобы различить, что случилось с Халле.
Оставалось только порадоваться, что он не оставил дознавателю револьвер.
Халле был обнажен по пояс, казалось, он стал выше, ссутулился. Руки с внезапно удлинившимися пальцами были оплетены синими венами. Ярко-голубые глаза блуждали, словно собираясь обморочно закатиться.
И теперь наказателю стало понятно, куда делась вторая шляпа Дружка.
Тот снова нахлобучил ее.
– Таблеточку дала… – одними губами, на вдохе ужаса, повторил Коркранц.
Халле, который теперь был Джоком, сжимал казенный нож, метя снизу вверх. Примерно Коркранцу под вздох. За поясом был заткнут второй нож, столового серебра.
– Халле, это я! – крикнул наказатель. Он хотел прицелиться в бруху поверх плеча напарника, но не рискнул – он почти ее не видел.
– М-гм-м-м…. – согласно промычал Халле. Светлая челка упала на один глаз, делая его почему-то похожим на ненастоящего, карнавального мертвеца.
Тут дверь вверху, над лестницей, распахнулась, и в комнату ввалилась толпа озверелых, пришедших на помощь брухе.
Коркранц попятился и побежал вниз по лестнице. Она вела куда-то в глубины этого огромного здания на склоне обрыва, часть которого Веласка замаскировала под небольшой домик.
Он не мог бы выстрелить в Халле, совсем никак не мог, хоть и понимал, что сейчас это не совсем его напарник. Но терзал, терзал смутный страх: что, если таблетки эти не прекращают свое действие? Или, по крайней мере, прекращают не так быстро, как хотелось бы?
Хотя бруха же запросто рискнула зрением? Значит, противоядие есть?
Вниз, вниз, вниз. Погоня застопорилась у начала спуска: озверелые мешали друг другу. Это порадовало наказателя.
Он на бегу сунул оружие в кобуру. Вдруг что-то мелькнуло перед глазами, и Коркранц услышал ужасающий, необратимый, как свист гильотины, звук, столь же короткий и неприятный. Только хрустящий. Очки. Они упали, и он наступил на свои очки.
Он отдернул ногу, как будто это могло что-то изменить.
Ужас обуял Коркранца, взметнулся по позвоночнику, словно кот взлетел по спине, и невидимые раны заполнил холод, а потом – одуряющий жар.
Без очков наказатель Коркранц был беспомощен.
Он нагнулся, поднял их. Они походили на мертвое существо, словно Коркранц подобрал убитую громом птицу или уничтоженную ядом саранчу. Стекло и металл остались на месте, но ни целостности, ни толка в них больше не было. Оправу повело, одна линза лопнула пополам и едва держалась, вторая покрылась сеткой трещин. Прямо под его взглядом кусок чистейшего толстенного стекла выскользнул из стальной оправы и упал, разбившись, судя по звуку, на мелкие осколки. Линза перестала существовать, и надежда, которая была у наказателя на это стеклышко, погасла как метеор, не успев разгореться. Коркранц помотал головой. И так чем дальше, тем хуже, а теперь он вообще с трудом понимал, что делать.
Ладно, нужно двигаться дальше. Он уже слышал погоню. Осторожно надел очки. Не нравились ему острые кромки стекол возле глаз, но без очков наказатель не видел вообще ничего.
Лестница. Может, по ней удастся выскочить на дно оврага, а уж оттуда, лесом, он как-нибудь доберется до подземки и до Пятерки. Если та никуда не уйдет к тому времени.
А может, даже найдется какое-то ответвление, технический ход к станции или еще что-нибудь.
Собственно, не заканчивается же лестница тупиком. Или в доме брухи не исключено и такое?..
На ступеньках было темно, видел он все хуже, но спускаться ниже и ниже казалось странно приятным и правильным. Не терпелось добраться до пола и зарыться в эту землю. Она укроет, она не предаст. Зарыться под плиты, в рыхлую черноту покоя, полную корней и пищи. Темноту, где все равно, видишь ты или нет.
Осознавая странность своих мыслей, Коркранц спускался как мог быстро. Позади него, пока вдали, ухала и стенала опасность, которой он пытался избежать. Наказатель коснулся рукояти револьвера. Шесть патронов. Совсем-совсем мало. Жаль, плащ остался на вешалке.
Он не мог и думать о том, чтобы стрелять в Халле. Он обязан выбраться и рассказать правду, но… Интересно, а Шеф смог бы в такой ситуации выстрелить, скажем, в него?
Наверное, да.
Он внезапно подумал, что их управление никуда не годится. Дознаватели не видят дальше своего носа, да и он, заслуженный наказатель, попался как последний профан.
