Для лучшего обзора я высунул голову из окна. Луна как будто восседала прямо на обрыве передо мной и казалась невероятно большой. И на фоне ее я рассмотрел четкий силуэт человека, который стоял на коленях, глядя вниз. Миг — и он исчез, но я успел заметить капюшон!
Я несколько мгновений таращился на обрыв, но человек не появился. Холодный воздух начал проникать в комнату, и я опустил окно. Кто это был, Морган? И если да, то зачем он шпионит за нами? Это он подглядывал, когда мы носили воду из ручья?
Я разделся и забрался в постель. Меня одолевала усталость, но сон не шел. Старый дом стонал и поскрипывал; потом из-под постели донеслись непонятные звуки. Скорее всего, это мышь бегала под досками пола, но, как седьмой сын седьмого сына, я вполне мог расслышать и звуки, издаваемые существом совсем другого рода.
Несмотря на все эти шумы, я в конце концов заснул — и вдруг пробудился посреди ночи. Лежал, охваченный тревогой, спрашивая себя, почему проснулся так внезапно. Было ужасно темно, разглядеть я ничего не мог, но просто чувствовал — что-то не так. Точно, какой-то шум.
И вот опять. Это были звуки двух разных видов; они постепенно нарастали, становясь все громче и громче. Первый — что-то вроде высокого по тону жужжания, а второй — гораздо более низкий, глубокий рокот, как будто кто-то скатывал по каменному склону огромные валуны.
Вот только казалось, будто что-то происходит прямо под домом; такие мощные, такие ужасные звуки, что даже оконные стекла дребезжали, а стены сотрясались и мелко дрожали. Мне стало страшно. Возникло чувство, что еще чуть-чуть, и дом развалится. Я понятия не имел, что происходит, но мелькнула мысль: а вдруг это землетрясение, от которого скалы обрушатся на дом и погребут его под собой?
Глава 5
Что скрывал подвал
Землетрясения в Графстве случались, но крайне редко. На памяти ныне живущих людей не было ни одного серьезного. И все же дом трясся так сильно, что я не на шутку встревожился. Быстро оделся, натянул сапоги и спустился по лестнице.
Первое, что я заметил, это открытую дверь подвала. Оттуда доносились негромкие звуки, и, не в силах сдержать любопытство, я сделал пару шагов вниз. Здесь рокот был еще сильнее, потом послышался отчетливый пронзительный вопль, скорее звериный, чем человеческий.
Сразу вслед за ним раздались клацанье закрываемых ворот и скрип ключа в замке. Внизу замерцала свеча, послышались приближающиеся шаги. Сердце у меня ушло в пятки от страха и неизвестности, но вскоре стало ясно, что это Ведьмак.
— Что это? — спросил я.
Он удивленно уставился на меня.
— Что ты делаешь тут в такое время? — спросил он. — Немедленно возвращайся в постель!
— Мне показалось, я слышал крик. И отчего весь этот шум? Это землетрясение?
— Нет, парень, не землетрясение. И никаким боком тебя не касается! У меня есть сейчас дела поважнее, чем отвечать на твои вопросы. Скоро все закончится, так что просто возвращайся к себе. Утром я тебе все объясню.
Он подтолкнул меня наверх и запер за собой дверь.
Когда он говорит таким тоном, спорить нет смысла. Ну, я и поднялся к себе, по-прежнему обеспокоенный тем, что дом продолжал ходить ходуном.
Но он не развалился, и, как обещал Ведьмак, вскоре все стихло. Я заснул, проснулся за час до рассвета и спустился на кухню. Мэг спала в кресле-качалке. Интересно, она провела здесь всю ночь и ли покинула свою комнату, когда поднялся шум? Нельзя сказать, что она храпела, но каждый раз, выдыхая воздух, издавала негромкий свистящий звук.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ее, я подбросил угля в очаг. Когда огонь ярко разгорелся, я уселся на стул у очага и принялся повторять латинские глаголы. Покидая Чипенден, я прихватил с собой две тетради: одну для занятий с Ведьмаком, а вторую для уроков латыни.
Благодаря маме я уже знал греческий, так что его мне учить не пришлось, но с латынью возникли проблемы, и в особенности с глаголами. Многие книги Ведьмака были написаны на латыни, так что, хочешь не хочешь, приходилось изучать этот язык.
Начал я с первого глагола, который вдалбливал мне Ведьмак. Он говорил, что важно усвоить общую схему, по которой строятся латинские глаголы: они различаются окончаниями — в зависимости от того, что вы хотите сказать. Также, говорил Ведьмак, очень полезно произносить их вслух: это помогает закреплению в памяти. Не желая будить Мэг, я понизил голос почти до шепота.
— Amo, amas, amat, — бормотал я, не заглядывая в тетрадь.
Это означает: «Я люблю, ты любишь, он, она или оно любит».
— Когда-то и я любила, — послышался голос с кресла-качалки, — вот только теперь не помню кого.
От неожиданности я чуть не выронил тетрадь и едва не свалился со стула. Мэг, однако, смотрела не на меня, а на огонь, со смешанным выражением недоумения и печали на лице.
— Доброе утро, Мэг. — Я ухитрился улыбнуться. — Надеюсь, ты хорошо спала нынче ночью.
— Очень мило, что ты спрашиваешь, Билли, но я вообще толком не спала. Тут ужасно грохотало, и вдобавок я всю ночь силилась припомнить что-то, что вертелось в голове. Так быстро, что все время ускользало, никак не поймаешь. Но я так легко не сдамся — буду сидеть здесь, у огня, пока не вспомню.
Меня охватила тревога. Что, если Мэг вспомнит, кто она такая? Осознает, что она ведьма-ламия? Нужно срочно кое-что предпринять, прежде чем станет слишком поздно!
— Не беспокойся об этом, Мэг. — Я отложил тетрадку и вскочил. — Я приготовлю тебе вкусное горячее питье.
Я быстро наполнил медный чайник водой и повесил его на крюк в очаге — как папа всегда делал, чтобы огонь лизал дно. Взял чистую чашку и отправился в зал. Достал из буфета коричневую бутыль, налил в чашку на полдюйма микстуры. Вернулся на кухню, дождался, пока чайник закипел, долил воды в чашку почти до краев и тщательно размешал — все, как велел Ведьмак.
— Вот, Мэг, это твой травяной чай. От него суставы будут гибкие, а кости прочные.
— Спасибо, Билли.
Она с улыбкой приняла чашку, подула на нее и начала пить маленькими глотками, по-прежнему глядя на огонь.
— Очень вкусно, — сказала она немного погодя. — Ты и впрямь добрый мальчик. Это как раз то, в чем мои старые кости нуждаются по утрам…
Мне было грустно слышать это. Какая-то часть меня вовсе не радовалась тому, что я только что сделал. Пытаясь припомнить забытое, Мэг не спала значительную часть ночи, и теперь от питья ее память ослабеет еще больше. Она продолжала прихлебывать свой чай, а я зашел ей за спину, чтобы разглядеть то, что беспокоило меня еще со вчерашнего вечера.
Я вглядывался в тринадцать белых пуговиц, на которые было застегнуто ее коричневое платье от шеи до самого низа. Конечно, абсолютной уверенности я не испытывал, и все же…
