— Мама дорогая! Откуда же чудище такое нарисовалось!
Толян, простая душа, чувства прятать не умеет. Что на ум взбрело, то и ляпнул. Похоже и Леха такого же мнения.
Под огромным бугристым лбом в зарослях из косматых бровей, глубоко посаженные крохотные желтые глазки. Между ними короткий, до невозможности короткий вздернутый нос. Настолько вздернутый, что ноздри смотрят на улицу. Толстые вывернутые губы с трудом прячут желтые клыкастые зубы. И все это разнообразие украшает редкая растительность.
— Это кто же такое?
Леха, не утерпел и прыгнул к следующему трупу.
— Стас, здесь такое же чудо лежит! Один в один. Одноклеточные они, что ли?
Стас, не вставая, посмотрел на Леху, и негромко, почти шепотом, сказал.
— Рожа, как рожа. Есть красавцы и похлеще. Ты на панцирь посмотри. Не сталь, а наши пули их не берут. Я же в него из Толянова ствола почти в упор первым выстрелом засадил. А уж потом под шапку… Понял? А одежка на нем не толще наших бронников. Отсюда вывод…
Леха, раздумывая, почесал бровь, но ответить не успел. Вперед выскочил Толян.
— А что тут думать, начальник? Приватизировать весь прикид и все дела! У наших то шмотки попроще будут. Знаешь, какое бабло срубить можно!
— Толян! — Стас укоризненно покачал головой. — Я что тебе говорил?
— Все, все начальник! — Толян извиняющее поднял обе руки, — Считай, что в завязке.
Стас выпрямился, постоял в задумчивости, отряхивая ладони, повернулся к Лехе, потом посмотрел на Толяна, перевел взгляд на уцелевших воинов дозора.
— Итак, бойцы. Как старший по званию, принимаю командование на себя. Раненых и убитых на носилки. Амуницую, в смысле трофеи, собрать и приторочить к седлам. Возвращаемся в крепость. Один во весь дух летит вперед. Береженого, бог бережет. Кто его знает, сколько таких отрядов вышло из тьмы. Считаю, что боевую задачу вы выполнили. — Сказал он негромко, но достаточно твердо и показал пальцем на Леху. — Кто не понял, вопросы к нему. Разойдись! И чтобы подошвы горели!
Повернулся к Лехе и, доставая очередную сигарету, шепнул.
— Только, кажется, мне, что торопиться нам уже некуда.
— Ты о чем, Стас?
Щелкнул зажигалкой, затянулся, прищурил глаз.
— Это я так, размышляю. А ты поторопи, поторопи своих земляков…
Путь до крепости оказался не близким и занял несколько дней. Давно исчезли под копытами лошадей цветочные поляны и редколесье. Начался густой лес с еле заметной дорогой, больше похожей на лесную тропу. Переправились через не широкую реку. Плот не плот, паром не паром…Плавсредство, одним словом. До крепости добрались ночью, когда чужое низкое небо было усыпано не знакомыми звездами.
Всю дорогу Стас ловил на себе внимательные взгляды. По началу оборачивался и, как мог, успокаивающе улыбался изо всех сил, демонстрируя дружелюбие. Но потом махнул на все рукой, тем более, что чаще всего в глазах в ответ на проявление своих почти искренних чувств, читал если и не страх, то явное опасение и недоверие.
Понять новых знакомых было не трудно. Окажись на их месте и сам, вероятнее всего испытывал бы, наверняка, что-нибудь подобное.
Появился неизвестно откуда, бог весть, в каком наряде. Мечет громы и молнии направо и налево. Телами всю поляну усыпал…Демон, не демон, но уж нечисть не потребная — это точно. Вот и смотрят, оценивают да прикидывают, что с ним сделать. То ли на дереве вздернуть, то ли на костре спалить к чертовой матери. А может удавить втихую и осиновый кол в сердце вогнать. Чтобы без дураков. Чтобы не восстал из мертвых.
Да что говорить об этих дремучих бородатых мужиках, если и Леха посматривает на него, словно видит в первый раз.
И только Толян, сбивая в кровь свою задницу о высокое жесткое седло, донимает вопросами. Пробудился в парне чисто профессиональный интерес.
Вот и сейчас, елозя с холки на холку, морща лоб и заглядывая в лицо чистым, не замутненным взором, лезет с очередным мудреным вопросом.
— Начальник, не держи меня за лоха…
— Толян, отлезь. Не до тебя пока. И не зови ты меня начальником! Ты не арестован, не задержан. А я больше не мент. Если мое имя запомнить не можешь, зови командиром. Простенько и со вкусом. И вполне доступно для восприятия.
Но от парня просто так просто не отделаешься.
Отстал только тогда, когда копчик в черепную кость уперся.
Завидев на фоне ночного неба близкие крепостные стены, со стоном и жалобными всхлипами, сполз с седла и, широко расставляя ноги, поплелся пешком, ведя коня в поводу.
Стас натянул повод, пропуская хозяев вперед и сочувственно улыбаясь, повернулся к Толяну.
— Толян, не отставай. Кто его знает, что здесь по ночам творится. А вдруг волки? Съедят и прописку не спросят.
— Уж пусть лучше волки съедят! У меня скоро задница через мозги вылезет.
Стас понимающе покачал головой. Поспешил со словами утешения и Леха.
Со всей, приличествующей трагическому моменту серьезностью, он потрепал парня по плечу.
— Толян, никогда не надо бояться того, что уже давно есть. Лучше постарайся сохранить мозги на привычном месте. От такой тряски они могут провалиться до самого твоего низу.
— Не понял!
Толян почувствовал подвох и с подозрением повернулся к Лехе.
— Да, ладно. Не парься. Можно и так жить. Живут же твои кореша. И довольно таки не плохо живут. И ты проживешь. По крайней мере, мигрени не будет.
Лехе явно наскучило молчание, и он был рад, что нашелся повод почесать язык.
— Твое счастье, Леха, что Толян на тебя только завтра догадается обидеться. — Рассеянно сказал он, разглядывая крепкие крепостные стены.
— Почему это завтра? Я и сейчас могу! — Не согласился Толян.
Крепость напоминала на первый взгляд ту крепость-призрак, которую они встретили, выйдя из-под сени Сумеречной горы. Но лишь напоминала. И то очень отдаленно. Такие же могучие крепостные стены опирались по углам на сторожевые башни. Но над каждой башней возвышался еще один ярус с прямоугольными, узкими бойницами и с зубцами, как у шахматной ладьи. В центральной прямоугольной башне чернели крепостные ворота. Для полной схожести с крепостью — призраком явно чего, то не хватало. Словно строили ее наспех, временно, предполагая достроить потом, но так и не собрались.
«Цитадели». — Понял Стас. — Цитадели, над которой жалкой тряпочкой висел вылинявший на солнце стяг.»
— Стас, может, поедем потихоньку? Есть хочется. — Леха толкнул коня пятками и поравнялся с ним. — И на Толяна уже жалко смотреть. В чем только душа держится. Про того жалкого козленка, которого мы съели, он и думать уже забыл. Правда, Толян? Я бы сам сейчас даже на козла согласился, которого так опрометчиво и совершенно не заслуженно обидел. Можно сказать, даже оскорбил не приличным выражением. А ты Толян?
