Джеховиту понадобилось немало времени, чтобы обдумать возражения Браумина и найти ответ.
— Я не стану противиться вашему назначению на пост настоятеля, — сказал он.
Браумин улыбнулся, однако Джеховит сумел быстро погасить его улыбку. Старик ткнул в него длинным, тощим пальцем и добавил:
— Но только в том случае, если не вернется епископ Де’Уннеро.
— Даже если и вернется, ему нельзя доверять, — возразил Браумин. — Мы знаем, что в последнем сражении он был на стороне Маркворта.
— Мы об этом ничего не знаем, — саркастически заметил Джеховит.
— Он подозревается в убийстве барона Бильдборо.
— Вздор, — презрительно усмехнулся Джеховит. — Его подозревают лишь те, кто настолько ненавидел Маркворта, что готовы везде видеть «руку» отца-настоятеля. Нет никакой связи между убийством барона и Де’Уннеро. Да, епископ в совершенстве владеет магией тигриной лапы, но едва ли это обстоятельство может быть вменено ему в вину.
— Тогда почему он бежал? — спросил Браумин.
— Я поддержу ваше назначение, если Де’Уннеро не вернется и не представит убедительных доводов в пользу возобновления своей главенствующей роли в Сент-Прешес. Таково было мнение Маркворта, — решительно заявил Джеховит.
Брат Браумин, подумав, кивнул в знак согласия.
По манере, с какой держался старый настоятель, Браумин вскоре сообразил, что мнение Джеховита имеет определенную цену.
— Что вам нужно? — без обиняков спросил молодой монах.
— Две вещи, — ответил Джеховит. — Первое — это почтительное отношение к памяти отца-настоятеля Маркворта.
Удивление на лице Браумина быстро сменилось явным отвращением.
— Он был великим человеком, — настаивал Джеховит.
— Запятнавшим себя убийством, — тихо ответил Браумин.
Меньше всего ему хотелось, чтобы их разговор сейчас кто-либо услышал.
Джеховит покачал головой.
— Вам не понять, — ответил он. — Я не оспариваю вашей оценки Далеберта Маркворта, но вы не можете судить обо всей его жизни по одному ошибочному повороту.
— Точнее назвать это неверным выбором, — перебил его Браумин.
Джеховит кивнул, соглашаясь с доводом, но, как понял Браумин, его согласия надолго не хватит.
— Какими бы ни были наши словесные определения, Маркворт допустил ошибку, и дело его жизни пошло не в том направлении, — сказал Джеховит. — Но и мы поступили бы неправильно, если бы начали судить о том, что сделано этим человеком, учитывая только то, что им сделано в последние трагические дни.
Браумин знал, что трагическими были не только последние дни Маркворта. Таких дней было намного больше. Молодому монаху с его идеалистическими устремлениями претил весь ход этого разговора, направляемого Джеховитом.
— Можно лишиться святости из-за одного опрометчивого шага, — напомнил он Джеховиту.
— Я же не прошу вас канонизировать Маркворта, — возразил тот.
— А о чем вы просите?
— Я прошу чтить его память в той же мере, в какой мы чтим память его предшественников — память каждого отца-настоятеля, за исключением тех, кто уводил церковь с истинного пути.
— Маркворт тоже принадлежит к их числу.
Джеховит покачал головой.
— Он оказался в трудном положении, усугубленном войной и действиями тех двух братьев, которых вы превозносите до небес. Вы можете возразить: он-де сделал роковой выбор, однако правление Маркворта на посту отца-настоятеля не было отягчено ни бесконечными богословскими спорами, ни репрессиями. Более того, под водительством Далеберта Маркворта церковь достигла новых высот власти. Разве в прошлом мы имели столь щедрый и обильный дар самоцветов?
— Это заслуга Эвелина, — сухо вставил Браумин, однако Джеховит, кажется, пропустил его замечание мимо ушей — настолько старик был поглощен красноречием.
— Под его водительством у нас в Палмарисе появился епископ. Пусть все окончилось не самым лучшим образом, но одно то, что король Дануб пошел на такой шаг, красноречиво говорит о политическом искусстве Маркворта и о его влиянии.
Браумин даже не стал качать головой. Он просто вздохнул. Ему не хотелось, чтобы в разговорах о нечестивом Маркворте звучал хоть какой-то намек на милосердное отношение к бывшему отцу-настоятелю. Нет, Маркворт должен остаться в истории как презренный грешник, каким он и являлся. Однако существовали и чисто практические обстоятельства. Джеховит может оказаться непреодолимым препятствием в любом предпринимаемом ими деле, будь то канонизация или что-то иное. В первую очередь это касалось официального статуса Эвелина и Джоджонаха, о чем пеклись Браумин и его союзники. Будущий настоятель Сент-Прешес не питал любви к Джеховиту, считая его сподвижником Маркворта. Но одновременно он понимал: Джеховит сейчас на перепутье. Этот человек может стать либо их врагом, либо просто посторонним наблюдателем, если Браумину удастся должным образом выстроить с ним отношения.
— Вам следует учитывать и настроения простых людей, — продолжал Джеховит. — Они обеспокоены и не знают, что возобладало в Чейзвинд Мэнор в тот судьбоносный день — добро или зло.
— Падение Маркворта произошло задолго до этого дня, — резко произнес Браумин Херд.
Джеховит кивнул, оскалившись подобием улыбки.
— Возможно и так. Возможно, что люди поверят этому. Однако поймите, мой юный друг: Маркворт не являлся врагом жителей Палмариса.
— Но Де’Уннеро… — начал возражать Браумин.
— Был не таким, как епископ Фрэнсис, — докончил за него Джеховит. — Люди возненавидели Де’Уннеро и по сей день проклинают его имя, хотя я считаю, что его просто неправильно поняли.
Браумин Херд едва не поперхнулся.
— С другой стороны, народ вполне дружелюбно отнесся к Фрэнсису.
— Который отнюдь не восторгается Марквортом, — вставил Браумин.
— Во всяком случае, он не говорит об этом публично, — ответил Джеховит. — Поймите же, брат Браумин, жители Палмариса обеспокоены. Они знают об исходе битвы в Чейзвинд Мэнор, но не имеют представления, что все это значит. Люди слушают указы короля Дануба, но относятся к ним с осторожностью, ибо всем известно о вражде между Данубом и Марквортом.
Браумин Херд встряхнул головой, протестуя. Джеховит, пристально глядя на него, замолчал. И все же Браумин должен был признать, что доводы старого настоятеля не лишены оснований. Когда Пони в первый раз попыталась убить Маркворта и эта попытка удалась, на улицах Палмариса открыто оплакивали отца-настоятеля. В последние дни Маркворт сумел завоевать людские сердца. Он явился в город под знаменами, сопровождаемый торжественными звуками фанфар. При посредничестве Фрэнсиса он помирился с купцами, передав им магические самоцветы взамен тех, что отобрал у них Де’Уннеро. Споры Маркворта с королем Данубом происходили без свидетелей, и простому народу о них почти ничего не известно. Возможно, старый Джеховит действительно говорит мудрые вещи. Кто знает, может, более милосердное отношение к памяти Маркворта принесет в дальнейшем пользу им всем.
