— Ну? — спросила Айша.
— Восьмой и двенадцатый канал, — сказал он, — и пусть никто Не выходит из здания.
— Серьезная заваруха?
— Боюсь, что да.
— И ты собрался в ней поучаствовать.
— Так вышло.
— Надеюсь, ты знаешь что делаешь.
— Я тоже надеюсь.
Выйдя из обсерватории, он пробежал несколько метров до машины, извлек из сумки спортивный пистолет и надел спелеологическую шлем-маску. Ночь исчезла. Настал пасмурный зеленоватый полдень, насыщенный яркими цветами. Дин видел каждый бугорок и каждую выбоину, каждый камешек или клочок бумаги.
Миновав насыпь, он свернул на пустошь. Через несколько минут берег и идущая вдоль него дорога остались далеко справа. Трасса на аэропорт Праймер пролегала двумя километрами левее. Пустошь была холмистая, но достаточно ровная — требовалось только лавировать среди редких небольших рощиц кустарника.
Ему потребовалось чуть меньше часа, чтобы добраться до офиса шерифа. И чуть больше, чем потребовалось отдельному батальону «А» армейского спецназа, чтобы выследить человека, которого ТВ уже окрестило "волшебным стрелком"…
Клейн сидел в кресле, созерцая бутылку джина.
— Они расстреляли его из пулеметов прямо с вертолета, — сообщил он, — Мальчишку даже не довезли до больницы.
— Мальчишку?
— Да, ему было лет семнадцать. Такой сопляк, а уделал столько народу. Кстати, про скорпионов — сам придумал?
— Сам.
— Это ты правильно. А то было бы еще хуже. Хотя и так… Двое наших — тоже. Рушиц и Алфсен.
Шериф плеснул в два стакана на четыре пальца джина. Молча выпили.
Дин закурил сигару и спросил:
— Что теперь?
— А почем я знаю? Эдлер уже смылся куда-то. Специалист херов.
Расхлебывать — мне с Бликсом.
— Я не про расхлебывать. Петер, тебе не кажется, что скоро здесь могут кого-нибудь линчевать?
— В смысле?
— В прямом смысле. Завтра об ультиматуме Ларсена будет знать весь город. И что, по-твоему, тогда будет с местными тейлменами?
— Может, пригласить Тилле и Бликса? — спросил шериф.
Дин пожал плечами.
Через десять минут они сидели уже вчетвером. И чем дальше шло обсуждение, тем более гадко выглядела перспектива.
— По-моему, — сказал Дин, — мне надо еще раз пообщаться с Ларсеном.
— И как вы его намерены найти? — поинтересовался Бликс.
— Это — мои проблемы. Ваше дело — виртуализатор. И еще, я не хотел бы, чтобы в этот раз за мной подсматривали. Идет?
10. Гость (24 апреля, поздняя ночь)
Коттедж в Серебряных Холмах до сих пор был отключен от связи.
После ряда манипуляций, Дин установил связь с автосекретарем фирмы-душеприказчика Ларсена и вступил с ним в дискуссию. Проблема состояла в следующем: Доктор Ларсен был мертв и, следовательно, связаться с ним представлялось невозможным.
Что такое «дубль» автосекретарь не знал.
Комп-адреса помещений, которые находились в управлении фирмы по поручению покойного Ларсена, не подлежали разглашению.
Имя Динвалд Снорри не произвело на автосекретаря никакого впечатления. Он лишь очередной раз выразил мистеру Снорри свои соболезнования.
Тогда Дин поинтересовался, не было ли у доктора Ларсена каких-либо пожеланий к друзьям и коллегам по работе. Автосекретарь спросил, является ли мистер Снорри одновременно другом и коллегой покойного доктора Ларсена. После утвердительного ответа, автосекретарь сообщил, что у доктора Ларсена была воля получить от своих друзей-коллег краткие устные эпитафии, если на то будет желание последних.
У Дина такое желание было. Он сказал:
— Он ушел, но остался, а после — вернулся.
— Это что-то значит? — спросил автосекретарь.
— Это эпитафия. Всего лишь слова, которые также далеки от сути дела, как само дело — от его названия.
— И, все же, не могли бы вы прокомментировать это? — настаивал автосекретарь и Дин прокомментировал:
— Первый ключ открывает дверь нашей последней могилы. Все люди, за редким исключением, бессмертны, а некоторые — в особенности.
Бессмертие — это очень долгая штука. Возможно, наше «я» — это только путь через все наши рождения и смерти. Путь, на котором нет ничего, зато его там очень много. Путь, который не ведет никуда и потому идти по нему можно вечно. Возможно, этот путь возвращается к своему началу и, когда кончится Вечность, последний ключ откроет дверь нашего первого рождения.
— Сам придумал? — послышался голос Ларсена.
— Не совсем. Это просто мое вольное переложение Книги Ключей.
Неожиданно окружающий мир обрел контуры. Дин осмотрелся. Он стоял в круглом внутреннем дворе сказочного замка. Двор был был зеркальным, поэтому у себя под ногами Дин видел голубое небо, солнце, замок и себя самого. Небо здесь казалось очень низким и тоже было зеркальным — поэтому отражение замка сливалось с самим замком. В глубине круглого неба Дин видел маленькую фигурку самого себя вместе с перевернутым отражением. Еще одну такую же фигурку, но уже совсем крошечную, он разгледел в невообразимой глубине отражения у себя под ногами.
Все вместе представлялось замкнутой и, в то же время, бесконечной вселенной, внутри которой неизвестный архитектор как будто глумился над свойствами пространства. Симметрично расположенные лестницы, расходящиеся от центрального двора, расширялись к периферии, нарушая все законы перспективы, а в какой-то неощутимой точке — переворачивались и нависали над колоннадой. Две внутренние галереи то прятались за колоннадой, то закрывали ее, сохраняя при этом форму идеальной окружности. Наконец, упиравшиеся в небо многогранные башенки казались каким-то непостижимым образом вывернутыми на изнанку.
— А это — мое вольное переложение Книги Ключей, — сообщил Ларсен, появляясь на одной из лестниц.
— Любопытная композиция, — заметил Дин, — хотя, для Книги Ключей, несколько статичная и слишком упорядоченная.
— Ты находишь?
— Ну, можно конечно поспорить. Только не сейчас.
— Понятно, — кивнул Ларсен, — ты, разумеется, по делу.
— И ты сам знаешь по какому.
— Знаю, Дин. Но это не помешает мне принять тебя, как гостя, — Ларсен махнул рукой и сказочный замок растаял в разлившейся ночной темноте. Они оказался на берегу огромного круглого озера, освещенном несколькими висящими в небе разноцветными лунами. Судя по бренчанию банджо, вспышкам фейрверков и танцующим фигурам, здесь был праздник.
Ларсен жестом предложил расположиться на траве, предложил Дину сигару, а сам закурил трубку. Некоторое время они молча смотрели на танцующих.
