Шадак поманил Друсса за собой, и они отползли со склона назад, на поляну, где привязали лошадей.
— Сколько ты насчитал? — спросил вполголоса Шадак.
— Тридцать четыре, помимо тех, что в шатре.
— В шатре двое — Хариб Ка и Коллан, но я насчитал снаружи тридцать человек. Двое караулят на берегу, чтобы помешать женщинам уплыть.
— Когда начнем?
— Ты рвешься в драку, парень, но тут нужна холодная голова. Не надо впадать в неистовство, как это случается с некоторыми воинами.
— Обо мне не беспокойся, охотник. Я хочу всего лишь вернуть свою жену.
— Я понимаю, но подумай вот о чем: что, если ее изнасиловали?
Друсс, сверкнув глазами, стиснул рукоять топора.
— Зачем ты заговорил об этом?
— Некоторые из женщин наверняка подверглись насилию. Эти молодчики своего удовольствия не упустят. Ну как — спокоен ты теперь?
Друсс проглотил растущий гнев.
— Достаточно спокоен. В бою я головы не теряю, это проверено, и буду делать все в точности так, как ты велел, — а там будь что будет.
— Хорошо. Мы начнем за два часа до рассвета, когда почти все они будут крепко спать. Веришь ли ты в богов?
— Нет, я ведь их ни разу не видел.
— Я тоже, стало быть, нет смысла обращаться к ним за помощью.
Друсс помолчал и спросил:
— Скажи, зачем надо жить по правилам?
Лицо Шадака, мертвенно-бледное в лунном свете, внезапно посуровело. Глядя в сторону лагеря, он сказал:
— У них правило одно, и очень простое: «Делай что хочешь — вот и весь закон». Понимаешь меня?
— Нет, — признался Друсс.
— Они считают своим по праву все, что можно добыть силой. Если то, чего они желают, принадлежит другому, они убивают его. Они не видят в этом зла: таков их закон, волчий закон. И мы с тобой, Друсс, ничем от них не отличаемся. У нас те же желания, те же нужды. Если нас влечет к женщине, почему бы не взять ее вопреки ее воле? Если кто-то другой богаче нас, почему бы не взять его богатство себе, раз мы сильнее? В эту ловушку очень легко попасть. Коллан был когда-то офицером дренайских улан. Он из хорошей семьи, он давал присягу, как и все мы, — и, наверное, верил в то, что говорил. Но в Дренане он страстно пожелал одну женщину, а она желала его. Она была замужем, и Коллан убил ее мужа. Так он сделал первый шаг на пути к погибели — остальные давались ему легко. У него вышли деньги, и он сделался наемником — стал драться за всякое дело, правое или неправое, доброе или злое. Добром для него стало то, что хорошо для Коллана. Он думает, что деревни существуют только для того, чтобы их грабить. Хариб Ка — вентрийский дворянин, родственник королей, и его история похожа на историю Коллана. Им обоим недоставало свода железных правил. Я не могу назвать себя хорошим человеком, Друсс, но мои правила удерживают меня на пути воина.
— Я понимаю, когда человек защищает свое добро и не покушается на воровство и убийство ради чужого. Но как объяснить, что ты рискуешь жизнью ради женщин, которых не знаешь?
— Никогда не уклоняйся от боя, Друсс. Либо дерись, либо сдавайся. Недостаточно сказать, что зло тебе претит, — ты должен сражаться с ним всюду, где видишь его. Я преследую Коллана не только за то, что он убил моего сына, но и за то, что он такой, какой есть. И если бы спасение женщин зависело от сохранения его жизни, я бы не тронул его: они важнее.
— Может, ты и прав, — нехотя согласился Друсс. — Но все, что нужно мне, — это Ровена и домик в горах. Я не намерен сражаться со злом.
— Надеюсь, что твои взгляды еще переменятся.
Харибу Ка не спалось. Земля под полом шатра была твердой, и холода несмотря на тепло от жаровни, пробирал до костей. Лицо той девушки преследовало его. Он сел и потянулся к кувшину с вином, сказав себе: «Слишком много ты пьешь». Налив полный кубок красного вина, он осушил его двумя глотками, откинул одеяла и встал. Голова болела. Он сел на складной табурет и снова налил себе вина.
Во что ты превратился? — шепнул ему внутренний голос. Память вернула его в те времена, когда он учился в академии с Бодасеном и молодым принцем.
«Мы изменим мир, — говорил принц. — Мы накормим голодных и всем дадим работу. Прогоним из Вентрии разбойничьи шайки, и в государстве настанут мир и благоденствие».
Хариб Ка с сухим смешком пригубил вино. Как кружили голову эти юные бредни, эти разговоры о рыцарях и славных подвигах, о великих победах, о торжестве Света над Тьмой.
— Нет ни Света, ни Тьмы, — сказал он вслух. — Есть только Власть.
Как звали ту первую девушку? Мари? Да. Послушная, покорная его желаниям, теплая, мягкая. Она вскрикивала от удовольствия под его грубыми ласками — притворно, конечно. Делай, мол, что хочешь, только не причиняй мне боли.
Не причиняй боли…
Холодный осенний ветер всколыхнул стены шатра. После двухчасовых забав с Мари он захотел новую женщину и выбрал ведьму с ореховыми глазами. Это была ошибка. Она вошла в шатер, потирая обожженные веревкой запястья и глядя на него печальным взором.
— Ты хочешь взять меня силой? — спокойно спросила она.
— Отчего же, — улыбнулся Хариб Ка. — Выбор за тобой. Как тебя зовут?
— Ровена. Ты говоришь, я могу выбирать?
— Ну да — или отдаться мне, или сопротивляться. Исход в любом случае один — так почему бы не насладиться любовью?
— Ты называешь это любовью?
— А что?
— Это не любовь. Тех, кого я любила, ты убил — а теперь хочешь получить удовольствие, растоптав остатки моего достоинства.
Он стиснул ее плечи.
— Ты не спорить сюда пришла, шлюха! Ты будешь делать то, что тебе говорят.
— Почему ты зовешь меня шлюхой? Так тебе проще, да? О, Хариб Ка, что бы сказала на это Райка?
Он отшатнулся, как от удара.
— Что ты знаешь о Райке?
— Только то, что она любила тебя — и умерла у тебя на руках.
— Ты ведьма!
— А ты погибший человек, Хариб Ка. Ты продал все, чем дорожил, — и гордость, и честь, и любовь к жизни.
— Не тебе меня судить, — сказал он, но не сделал ничего, чтобы заставить ее замолчать.
— Я не сужу тебя. Я тебя жалею. И знай: ты умрешь, если не освободишь меня и других женщин.
— Так ты еще и пророчица? — с вымученной насмешкой спросил он. — Может, дренайская кавалерия близко? Или целая армия готовится напасть на нас? Не надо угроз, девушка. Чего бы я ни лишился, я все еще воин и лучший рубака из всех, кого я знаю, за вычетом разве что Коллана. Смерти я не боюсь — порой я даже жажду ее. — Желание, снедавшее его, угасло, и он спросил: — Так скажи же, колдунья, что станет причиной моей гибели?
— Человек по имени Друсс. Мой муж.
