Краер ухватил столько платьев, сколько смог, перекинул их через руку и повернулся, чтобы выйти туда же, откуда пришел. Он двигался с величайшей осторожностью, не издавая ни звука, который мог бы…
Из темноты внезапно, без какого-нибудь предупреждения, вырвался сноп голубого колдовского огня, который с неожиданной силой ударил его в грудь, обжег, казалось, до костей и швырнул через комнату. Краер с трудом удержался на ногах, его тащила непреодолимая сила, а он приплясывал, корчился и задыхался от боли.
Полосуемого молниями квартирмейстера проволокло через лес платьев в один из закрытых портьерами дверных проемов и вышвырнуло в комнату, под окнами которой должен был, скорчившись, сидеть Хоукрил. Последним отчаянным усилием Краер метнулся к занавеске и сорвал ее.
Услышав шум за стеклом, Хоукрил резко выпрямился с мечом в руке и растерянно уставился на своего друга, корчившегося в лучах, которые убивали его. Впрочем, растерянность продолжалась всего лишь мгновение. Он яростно зарычал и, подпрыгнув, чтобы вложить в удар всю свою силу, рубанул мечом по балконной двери.
Стекло жалобно взвизгнуло и, громко зазвенев, разлетелось на осколки. Вместе с ним развеялись клубами серебряного дыма и искрящейся пылью охранные заклинания, а латник, давя осколки и угрожающе рыча, ворвался в комнату и бросился к корчившемуся в конвульсиях Краеру.
На сей раз молния оказалась серебристо-зеленой. Она протаранила могучего бойца, сшибла с ног и прижала к стене. Вслед за ним, кувыркаясь в воздухе, как сухой лист, пролетел квартирмейстер. Его придавило к стене рядом с Хоукрилом, и злая, взбудораженная, ощутимо нараставшая сила держала их там, беспомощных и почти бездыханных, не давая пошевелиться.
Он посмотрел туда, откуда вылетела молния, в соседнюю комнату, где послышались приближающиеся быстрые шаги, и приготовился увидеть страшного в гневе, как и любой другой барон, широкоплечего мужчину, который загородит собою весь проход. Но в комнату, где они были распяты у стены, вошла высокая женщина в ночной рубашке, а вокруг нее пугающе сияла мятущимися искрами аура ее колдовской силы. Владычица Самоцветов, похоже, была могущественной волшебницей.
Серые горные пики с ровными крутыми гранями, известные миру под названием Клыки Бурь, возвышались, как щит, между долиной реки Змеистой, и самыми яростными зимними ветрами, которые неустанно хлестали лежавшие севернее холмистые пустоши Далондбласа и наметали там такие сугробы, что в них могла бы скрыться высочайшая из башен самого большого замка.
Зима в Клыках Бурь — это вьюги, проносящие клочья туч по ущельям и завывающие над трупами околевших горных баранов. Зато летом караваны тяжелых телег, гремя колесами, тянутся от каменоломен вниз по дорогам процветающего баронства под названием Гончие Псы. Его правитель, жирный пьяница Бериас, моргает бесцветными водянистыми глазами, когда кто-нибудь жалуется ему на разбойников, и высылает воинов в позолоченной броне, чтобы те разъезжали по дорогам и пугали своим видом дерзких злоумышленников. Над каменоломнями торчат вкривь и вкось невзрачные, если посмотреть издалека, вершины и отроги хребта, именуемого Дикими скалами. А дальше за ним вздымаются мрачные горы, откуда в предгорья время от времени срываются, сокрушая все на своем пути, огромные валуны. Там обитают чудовища и отъявленные преступники, а вот законопослушные обыватели избегают Диких скал, зато много говорят о них по ночам в тавернах.
В тот самый вечер, когда Флаерос впервые вступил в Силптар, в Диких скалах взметнулся к небу язычок пламени. А около него, то и дело ругаясь по поводу того, что целую овцу не зажаришь быстро, а их костер, разложенный на открытом месте, виден издалека, сидели два таких вот отъявленных преступника.
— Вот гнусь! — взревел Краер Делнбон, когда сухая ветка, которой он ворошил дрова, вдруг вспыхнула, опалив ему пальцы. — Гнусь, гнусь, гнусь!
Глядя, как он трясет пальцами и морщится от боли, высокий человек с широченными плечами, сидевший по другую сторону костра, спросил участливым тоном:
— Тебе, кажется, не хватает слов? Могу я предложить тебе «разрази меня гром», или, например, «во имя Трех!»?
Краер метнул на своего напарника взгляд, который должен был обжечь сильнее, чем то пламя, которое играло между ними, и рявкнул:
— Заткнись, Хоукрил! Заткнись!
— Для начала совсем неплохо, — без тени улыбки заметил глубоким басом латник. — Помогает нам, тупоголовым, понять, куда ты клонишь.
— Если ты уже закончил умничать, Ястреб, — прошипел Краер, — то лучше насади мясо на палку и повесь его жариться, а не то оно достанется волку. Скорее всего, на десерт, после того как он сожрет нас с тобой!
— Если ты пожелаешь направиться в волчью пасть первым, то, может быть, мне лучше вылить на тебя остатки соуса?
— А ведь у нас нет денег даже на то, чтобы купить новую бутылку, — с горечью заметил Краер.
Хоукрил пожал плечами.
— Ну и какая разница, раз мы все равно не посмеем заглянуть к Гончим Псам, чтобы купить не то что соус, но даже топор, чтобы рубить дрова?
Краер вздохнул, скорбно наблюдая, как латник насаживает на палку два кровавых ломтя баранины, кивнул и улегся навзничь на камни, не обращая ни малейшего внимания ни на кровь и жир овцы, которую он только что разделал, ни на мух, которые во множестве слетелись сюда со всей округи и теперь плотным роем восторженно жужжали над заманчивой грязью.
Сейчас, когда за их головы была назначена награда, а дома, куда можно было бы вернуться, вовсе не осталось, Хоукрил Анхару являл из себя все такого же спокойного и добродушного человека, как и в ту пору, когда он размахивал мечом в Ибрелме или оглядывался вокруг, решая, с какого из борделей лучше начать обход Силптара. С его лица не сходила чуть заметная усмешка. Высоченный, мускулистый меднокожий латник носил изрубленные наручи мастера боевого искусства. Единственным признаком растерянности у него служило многословие; обычно он был скуп на слова и говорил лишь в тех случаях, когда без этого просто нельзя было обойтись, тогда как Краер без умолку болтал, не задумываясь.
Почувствовав взгляд Краера, Хоукрил обернулся, почесал острием меча спину между лопатками и спросил, сверкнув улыбкой:
— Как ты провел время в Дранмаере, дружище?
— Не лучше, чем в Силптаре, — ответил приземистый, немного смахивавший на паука человек. — Похоже, что никто не успел позабыть того хитроумного квартирмейстера, который год назад так ловко отыскивал припрятанные харчи и зарытые кубышки с монетами.
