Никакой особой цели не было. Просто хотелось идти в розовых солнечных лучах по тропинке, шутливо раскланиваясь с одинокими деревьями. Деревья с радостью принимали правила игры, приветствуя свою будущую хозяйку.
— Скоро ты станешь их защитницей, — Олли принял серьезный, задумчивый вид. — И я очень волнуюсь. Горжусь и волнуюсь.
— Что тебя беспокоит?
— Огромная ответственность и…
— Ну же…
— Ты уже не будешь себе принадлежать. А потом… Лесные феи не старятся.
— Любимый, как ты можешь такое говорить! Помнишь, мы клялись: «и в горести, и в радости…» Прежде всего, я буду твоей феей!
Олли опустил голову.
— Прости.
— Прощаю! — вдруг рассмеялась Тина. — А теперь много-много нерасставашек!
Счастливые, они закружились все сильнее и сильнее, постепенно отходя с тропинки в высокую луговую траву. В какой-то момент Олли в ней запутался, и влюбленные рухнули в объятия стрекочущего разнотравья.
* * *
Через несколько дней Тина Уткинс шла по той же тропинке в крепость. Ноги весело щекотала трава, а шмелиный хор затянул целую ораторию. Златовласка наклонилась и протянула к травинкам ладони, собираясь приласкать.
Теперь она многое умела, но открывала для себя еще больше. Преемница Лесной феи в последнее время почти не снимала свою корону. Она бродила по полям и лесам, осматривая свои будущие владения.
Вдруг девушка выпрямилась и подняла голову. Ее внимание привлекло слабое мерцание на камнях.
— Это ты, Брю?
— Кхе-кхе, — хрипло кашлянул сгусток света, — не хотел тебя отвлекать, да уж больно нужно мне с твоей наставницей поговорить. Ты уж, девочка, помоги старику!
Паромщика интересовала одна ворона, раздобывшая где-то тот самый медальон, который отбил у нее Пью Клюкл. Отыскать плутовку среди полчищ других ворон Брю никак не мог. Во-первых, он не понимал вороньего языка, а во-вторых, проклятые птицы чихать хотели на привидение.
Тина выполнила просьбу. Ворону нашли и призвали к ответу. После сиротских слезоточивых жалоб на жизнь и распроклятого архивариуса, любительница украшений обещала показать «симпатичную полянку в дальнем лесу».
Произведя разведку, загробный Брю обнаружил полузасыпанный вход в землянку. В заброшенном жилище было довольно просторно. Единственное оконце, затянутое паутиной, смотрело на поляну. У окна стоял стол, на полках и по углам — редкие пыльные склянки, какой-то мусор. Повсюду лежала прелая листва, и никаких книг. Но сомнений не было — это последнее убежище Кронлерона. А значит, «брошка», попавшая в руки архивариуса, была медальоном самого великого мага!
Вороной паромщик заинтересовался, когда ненароком услышал разговор Пью Клюкла и Кривого Кида. Клюкл жаловался на Гуго, отобравшего его законную добычу.
— А я ведь заметил, с Грейзмоглом что-то не то, морских блох ему рундук, — вздохнул Брю, рассказывая дома у Олли о своем расследовании. — Наверняка, это все медальон.
Олли удивился.
— Причем тут медальон?
— А при том. Ты знаешь, что Кронлерона, трап ему под ноги, его же волки загрызли?
— Волки?
— А почему, знаешь?
— Нет.
— Все эти медальоны, заглоти их карась. Волчий князь Варг и его волчица вместе с медальонами получили от мага вечную жизнь. Они триста лет повелевали стаей, которая оберегала покой чародея в в Моховитом Лесу. Думаю, он мог бы выбрать лес и подремучей, но ему, видно, хотелось быть в курсе Расширских событий…
— А медальоны?
— Ну, как… А ты разве ничего еще не замечал?
— Да вроде нет. Хотя, я с самого начала перестал мерзнуть. А потом… Потом как-то легко начал на все решаться. Меньше суетиться и переживать. Раньше, бывало, увидишь калеку — к горлу ком. А теперь и внимания на такие вещи не обращаешь.
— А как насчет сна?
— Спать плохо стал, мало, — сказав это, Олли зевнул.
— Вот-вот. С этого оно всегда и начинается, хорони его лещ.
— Да что оно, Брю?
Паромщик посмотрел на дверь, и она сама собой захлопнулась.
— Знаешь, парень, талисманы из звездного камня хоть и защищают, но если долго их носить, то характер начинает меняться, причем в худшую сторону. Душа, ущипни ее краб, как бы высыхает. И организм сбои дает. Как люди и гномы — не знаю, а вот у хойбов, скелет им на камбуз, так.
— А мы вроде как родственники…, - Олли продолжил мысль.
— Вот именно. Значит и у нас, гм… У вас, смертных, так же. Так что ты предупреди всех друзей, успокой старика.
Олли медленно снял с шеи медальон, зачем-то взвесил его на ладони и положил в карман.
— Хе-хе, парень, — выпустил пару колечек Брю, — он же все равно при тебе.
— Ах да! — Олли хлопнул себя по лбу и положил талисман в ящик комода. — Теперь ты доволен?
Брю кивнул и продолжил:
— Так вот, на зверей силы медальона действуют как-то не так. То есть все равно им плохо, но это не заметно. И звери не замечают, и их хозяева. Но злоба и ненависть у них где-то копится и, потом вдруг, выплескивается. Тут даже сурок опасен, не то, что волк. Про это Кронлерон как раз и не знал. Про себя-то он догадывался, вот и снимал медальон в последнее время. Тут Варг с волчицей его и подкараулили. В общем, полная полундра!
— Да…, - вздохнул Виндибур и покосился на ящик. — Вот тебе и потеря бдительности. Теперь мне многое ясно. И про Пита, и про Дерга… Слушай, а почему на Тину медальон не действует, да и на Болто с Нури тоже не очень?
— Мурс говорит, на каждого медальон влияет по-разному. Все зависит от чистоты помыслов и устремлений его владельца. И к тому же, чем чаще талисман защищает хозяина, чем больше «атак» отражает, тем сильнее вредит.
Брю замолчал, задумчиво выпустил очередное колечко и медленно проговорил:
— Есть еще одна закавыка с этими медальонами, потеряй их мурена. Да только я и сам еще в этом не совсем разобрался. Разберусь — тогда скажу.
Старый Брю думал о Последнем заклинании Кронлерона…
* * *
«Хрыч!» — сказало полено, когда папаша Уткинс расколол его надвое. Пожилой невысоклик подозрительно огляделся по сторонам и, пожав плечами, принялся за следующее.
Вонзив топор в свежий спил сучковатого полена, почтенный огородник ясно услышал слово «старый». Он нервно мотнул головой и, поднатужившись, хватил обухом о пенек. «Хрыч!» — со скрежетом грохнуло у него в мозгу.
Уткинс завертелся по двору в поисках насмешника. Теперь то из-под крыльца, то из-за сарая, то из ближайших кустов ухало, шептало и завывало на разные лады: «У-у-ткинс! Старый пене-е-ек! Почто-о-о ска-а-а-чешь?»
Обескураженный хозяин вконец разъярился и метнул топор на звук. Топор с треском врубился в дверь сарая. «Всего-то десять очков! — гулким басом констатировал сарай. — Хрычи начинают и проигрывают!»
