— Мокнуть под дождем?
— Мерзнуть под снегом?
— Коченеть под ветром?
— Спать под елками?
— Гоняться за зайцами?
— Лазить по деревьям за белками?
— Драться на кулачках с медведями?
Арестанты оживились, и издевательские предположения посыпались как из ведра.
— Нет.… То есть, да… Я понимаю, это трудно… Опасно.… Но ведь это нужно для того, чтобы накормить людей вашего же города!..
— Люди нашего города — это мы!
— Приходи через три часа накормить нас!
— Или отпусти и не выдумывай ерунду!
— Но ведь от вас сейчас зависят жизни стариков, женщин, детей — ваших же земляков!..
— Нет, это от них сейчас зависят наши жизни!
— Если они будут плохо нас кормить, мы заболеем и зачахнем!
— Ха-ха-ха!!!
— Я понимаю, вам нужно время, чтобы подумать… — растеряно предположил Иван, всё еще отказываясь верить в неудачу.
— Ну, ты правильно понимаешь! — снова развеселились арестанты.
— Так, значит, вы согласны?.. — радостно встрепенулся он.
— Нашел дураков!
— Сам иди в свой лес!
— Там таким как ты только и место!
— Мы позовем тебя, когда надумаем!
— Лет через пять!
— Проваливай!
Бывшие стражники похватали жестяные миски и ударили в них ложками как в литавры.
Красный от обиды и стыда, Иванушка повернулся и, сопровождаемый грохочущим скандированием: "О-бед!.. О-бед!.. О-бед!..", нехотя потащился вверх по лестнице.
Серафима, безмолвно, с непроницаемой физиономией простоявшая в тени у самой двери весь разговор, недобро прищурилась, покряхтела, почесала подбородок и, дойдя почти до середины лестницы, внезапно хлопнула себя по лбу размашистым театральным жестом, сказала "ё-моё!" и повернула назад.
— Ты куда? — встревожено оглянулся Иванушка на торопливо удаляющиеся вниз шаги.
— Я носовой платок там обронила… — донеслось из темноты. — Сейчас приду…
— Но у тебя никогда не было… — начал было озадачено припоминать Иван, но супруги уже и след простыл.
Невесело пожав плечами, царевич вздохнул и поплелся дальше.
Неужели Серафима была права, и им действительно безразлична судьба родного города?..
Но как такое может быть?!
Отложившие было миски и ложки и вальяжно развалившиеся на соломе под похвалы бывшего градоначальника арестанты при звуке легких шагов приподнялись на локтях и с любопытством уставились на дверь в конце коридора.
Ждать долго не пришлось: невидимый ключ повернулся в замочной скважине, дверь, которая в прошлой жизни, наверняка, была крепостными воротами, грузно скрипнув массивными петлями, отворилась, и в коридор вошел парнишка, кажется, тот самый, молча стоявший в тени, пока самозваный правитель агитировал их идти в охотники.
Также молча, не проронив ни слова и ни звука, парень деловой походкой подошел к толстому факелу, горевшему ярким ровным светом в кольце у их камеры, вынул его, развернулся и пошел обратно, словно во всем подземелье он был единственной живой душой.
Первым дар речи обрел бывший младший стражник Зайча.
— Э-эй, ты куда?! Куда?! Факел верни, нахал!!!
Парнишка остановился на полпути к двери и с неподдельным удивлением оглянулся:
— А вам разве не сказали?
— Что нам не сказали, дурак? — проревел Зайчин сосед по матрасу.
— Во-первых, что ты сам дурак, — невозмутимо сообщил парень, — А во-вторых, что раз вы отказались пойти в охотники, другой пользы от вас людям нет, а в городе напряженная обстановка с горючими материалами, то факелы вам оставлять больше не будут.
— Э-э-эй, парень, не дури!
— Да это не парень, это та самая лукоморская самозванка! — осенило Вранежа, притаившегося в арьергарде и выжидающего развития событий.
— Какая разница?!
— Есть-то мы как тогда будем в темноте?
— А пить?
— А вам разве не сказали? — еще больше изумилась лукоморская самозванка.
— Что опять нам не сказали?
— Что раз вы отказались пойти в охотники, другой пользы от вас людям нет, а в городе напряженная обстановка с продуктами.… Ну, дальше вы все сами поняли, да? — рассеяно улыбнулась Серафима, и с выражением полной отрешенности от внешнего мира на лице повернулась и сделала несколько коротких шагов по направлению к двери.
Раз.
Два.
Три.
Че…
— Эй, постой!!!.. — взревели заключенные в голос. — Постой, па… ваше высочество!!!
— Она самозванка!!!
— Молчи, старый пень!
— Эй, мы так не договаривались!!!
— Нам ничего подобного никто не говорил!!!
— Так нечестно!!!
— Если дело на то пошло, то мы согласны, ваше высочество, слышишь?
— Согласны!!!..
— Вернись!!!
— Пожалуйста!!!
— Высочество!..
— Мы передумали!!!
Серафима как бы нерешительно остановилась почти у самой двери, словно размышляя о чем-то, голоса в полутьме за спиной утроили усилия, и она решила, что контингент созрел.
— Ну, если вы согласны… — изобразив яркими красками, чтобы и издалека было невооруженным глазом видно, сомнение, она потопталась на месте, махнула свободной от факела рукой и повернула обратно.
— Согласны!!! — с громогласным энтузиазмом приветствовали ее решение будущие охотники.
— И не измените свое решение…
— Нет!!!
— И не сбежите, когда окажетесь на воле…
— Нет!!!
— И не обратите свое оружие на жителей Постола…
— Нет!!!
— Тогда… тогда…
Если быть откровенным, последние два "нет" по части искренности недобирали очень и очень много.
Царевна это почувствовала и снова замедлила шаг.
Выпустить этих головорезов, чтобы при первой же возможности они набросились на нее, Ивана или инвалидную команду его правительства или присоединились к разбойникам? Ну, уж нет. В списке проблем этого несчастного царства и без того не было ни единой свободной строчки, и начинать новый лист или, что скорее, новый том, только из-за того, что доверчивость и вера в лучшую сторону человеческой натуры ее дражайшего супруга оказалась заразной?..
А чего еще она от них ожидала?
Хм.
А вот чего ожидали они от нее…
Или, точнее, не ожидали.
Она едва заметно усмехнулась, выудила из кармана не горящий сейчас светильник-восьмерку и быстро пробежалась в уме по инструкциям Находки.
— Ну, что ж, — неторопливыми мягкими шагами приблизилась она к решетке. — Не передумаете, говорите?
"Нет!" выстрелили залпом в ответ, не задумавшись ни на мгновение, арестанты.
— Я вашим словам верю, — не скрывая гримасу, прямо противоречащую наивному заявлению, проговорила она. — Но чтобы вы и сами в них поверили, всё, что вам надо сделать — это принести свою клятву на волшебном амулете, который видит вас и все ваши помыслы и желания насквозь, — и под аккомпанемент звенящей предчувствиями тишины царевна продемонстрировала почтенной публике бледную невзрачную цифру на шнурке.