2 ДУНОВЕНИЕ ФЕЙДЕРА
Днем солнце окутывало землю тусклой малиновой мглой, ночью царили темнота и тишина, лишь немногочисленные бледные звезды напоминали о созвездиях древности. Время текло неспешно, бесцельно, никуда не торопясь, и люди редко строили долговременные планы.
Великий Моголам минул три эры назад, великие мастера магии остались в прошлом, всех до единого настигла более или менее бесславная кончина: кто пал жертвой вероломства доверенной наперсницы, кому затмил разум любовный дурман, кого погубили интриги тайных кружков, кого поразили внезапные страшные бедствия. Маги нынешней, Двадцать первой эры, большей частью обитали в тихих речных долинах Альмери и Асколеза, однако немногочисленные отшельники забрались и на север, в страну Катц, и в землю Падающей Стены, и даже далеко на восток, в степи Шванг. В силу определенных причин (каковые выходят за рамки настоящего повествования) волшебники той поры являли собой довольно пеструю компанию. Когда они собирались дружески побеседовать, то напоминали слет редкостных и диковинных птиц, каждую из которых более всего заботило собственное роскошное оперение.
Хотя в целом им и недоставало величественной пышности магов Великого Мотолама, они отличались ничуть не меньшей капризностью и своеволием. Правда, многочисленные неприятные происшествия со временем заставили их подчиняться определенному своду правил. Свод этот, известный под названием «Монстритуция», или, менее официально, «Голубые принципы», нанесли на поверхности голубой призмы, хранящейся в укромном месте. В объединение входили самые прославленные маги региона. Ильдефонса единогласно провозгласили Наставником и наделили огромной властью.
Ильдефонс жил в Баумергарте, древнем замке о четырех башнях на берегу реки Ском. Наставником его избрали не только за приверженность «Голубым принципам», но и за уравновешенный нрав, порой граничащий с бесстрастием. Терпимость его вошла в поговорку: сейчас он мог посмеиваться над скабрезными шуточками Дульче-Лоло, а через минуту внимательно выслушивать соображения сурового Чамаста, прослывшего закоренелым женоненавистником.
Обыкновенно Ильдефонс представал перед коллегами в облике жизнерадостного мудреца с блестящими голубыми глазами, плешивой макушкой и клочковатой светлой бородкой — такая наружность располагала к доверию, которое маг нередко обращал к собственной выгоде, так что эпитет «бесхитростный» применительно к Ильдефонсу едва ли был справедлив.
В описываемое время число волшебников, соблюдавших верность «Голубым принципам», составляло двадцать два человека.[3] Несмотря на неоспоримые преимущества благопристойного поведения, кое-какие особо живые умы оказались не в силах противиться искушению нарушить правила и время от времени устраивали хулиганские выходки, а однажды даже пошли на весьма серьезное нарушение «Голубых принципов». Объектом этих шуток стал Риальто, которого иногда именовали Великолепным. Он жил в Фалу, неподалеку от Вильды, в краю невысоких холмов и темных лесов на восточной границе Асколеза.
Неизвестно почему, но в кругу товарищей Риальто считался спесивцем и не пользовался большой любовью. Природа наделила его внешностью благородного и высокопоставленного вельможи: короткие черные волосы, суровые черты лица и непринужденные манеры. Однако Риальто не был лишен тщеславия, что вкупе с надменным поведением нередко выводило товарищей из себя. Кое-кто из них даже демонстративно отворачивался в другую сторону, когда Риальто появлялся на собрании, на что тот реагировал с полнейшим безразличием.
Аш-Монкур относился к числу тех немногих, кто искал общества Риальто. Он избрал для себя внешность ксарионского бога природы и являл миру бронзовые кудри и утонченные черты, которые, по мнению кое-кого из его товарищей, несколько портили чрезмерно румяные губы и, пожалуй, глаза, слишком круглые и ясные. Побуждаемый завистью, иногда он, казалось, в точности копировал жеманные манеры Риальто.
Сам Аш-Монкур обладал ворохом навязчивых привычек. Задумавшись над чем-то, он щурился и теребил мочки ушей, когда что-то озадачивало, он принимался ожесточенно расчесывать подмышки. Подобные манеры, от которых он никак не мог избавиться, совершенно не вязались с небрежным апломбом. Он подозревал, что Риальто посмеивается над его потугами, что лишь разжигало его зависть, которая и толкнула его на хулиганские выходки.
Мун Волхв давал званый обед у себя во дворце, и теперь гости готовились расходиться. Они уже вышли в фойе и принялись разбирать плащи и шляпы. Риальто, с неизменной скрупулезностью исполнявший правила этикета, протянул Гуртианцу сначала его плащ, затем шляпу. Гуртианц, чья голова переходила прямо в массивные плечи, минуя шею, что-то буркнул в знак благодарности. Аш-Монкур, стоявший неподалеку, воспользовался случаем и пустил в ход заклятие, увеличив шляпу Гуртианца на несколько размеров, и когда вспыльчивый маг нахлобучил головной убор на макушку, оный провалился сзади почти до самых плеч, а спереди из-под полей торчал один только нос-картошка. Гуртианц сорвал шляпу с головы и оглядел ее со всех сторон, но Аш-Монкур уже снял заклятие, и с виду все выглядело вполне обычно. Гуртианц снова примерил шляпу, и на этот раз она села как полагалось.
Однако даже сей досадный эпизод мог бы пройти незамеченным, если бы Аш-Монкур не запечатлел эту сцену в картинке, которую впоследствии распространил среди магов и прочих представителей местной знати, чьим расположением Гуртианц желал заручиться. На картинке красовался Гуртианц с торчащей из-под шляпы красной шишкой носа, а на заднем плане маячило насмешливо улыбающееся лицо Риальто. Последний был единственным, кто не получил экземпляр картинки, а рассказать ему о ней никто не подумал, и уж меньше всего к этому был склонен Гуртианц, чья ярость не знала границ и который теперь с трудом сдерживался при одном лишь упоминании имени Риальто.
Аш-Монкур пребывал на седьмом небе от успеха проделки. Любое пятно на репутации Риальто могло лишь пойти на пользу его собственной, к тому же он обнаружил, что замешательство Риальто доставило ему злорадное удовольствие. Эта шутка положила начало целой серии козней, которые превратились для Аш-Монкура в своего рода болезненную страсть, и целью всей его жизни стало полное и окончательное посрамление гордого Риальто.
Узнав, что Риальто задумал подновить комнаты для гостей в своем дворце Фалу, Аш-Монкур выкрал из коллекции Ао Опалового ценный экспонат и устроил так, что камень оказался прикрепленным к концу сливной цепи в новой уборной в Фалу. Когда Ао прознал, какая судьба постигла его великолепный двухдюймовый опал каплевидной формы, он, как и до него Гуртианц, впал в бешенство и с ним едва не сделался припадок.
