Не прошло и пары минут, как опочивальня наполнилась нетопырями. Многие из них сразу же бросались тушить пожар, и только это спасло Рашида от немедленной гибели. Однако оставались и другие, и немало, которым старик отдал другой приказ. Не набрасываясь сразу, бездумно не нападая, они начинали сжимать кольцо вокруг воина, поджидая, пока из соседней залы прилетят их товарищи.
Стражник взмахнул алебардой. Закругленное лезвие описало широкий круг, но длины древка все же не хватало, чтобы добраться до монстров.
«Может быть, броситься вперед, порубить супостатов, не дожидаясь, пока в силу войдут?» — вспыхнуло в голове.
Знал Рашид, что сделать так — значит погубить себя, но стоило ли оттягивать неизбежное?
Новые и новые монстры влетали в опочивальню. Перед глазами стражника вздрагивала и переливалась живая занавесь, сотканная из крыльев и мохнатых тел. Снова взмахнул он своим оружием, и вновь бесцельно. Ничего, подумалось как-то отстраненно, теперь уж недолго. Огонь, что так весело полыхал над высокой кроватью, теперь почти полностью погас. Смрадный дым висел в комнате, смешанный с запахом нетопыревых погадок. Чад все прибывал, словно тоже был одним из чудовищ, пришедшим к ним на подмогу.
Вновь распахнул рот старик, — теперь лицо его было отчетливо видно.
«Приказывает напасть, — сказал себе Рашид. — Только почему ждал так долго? Видно, боится все же заговоренного клинка».
Воин себя обманывал. На самом деле, прошло не так уж много времени. Минуты, показавшиеся ему вечностью, на самом деле пролетели, как один миг.
Нетопыри действовали слаженно, словно умелые солдаты, которых вел опытный полководец. Они бросили все силы на тушение пожара, вот почему никто не успел заметить его, прийти Рашиду на помощь. Скоро другие стражники почувствуют запах дыма, да и снаружи должны увидеть затухающее пламя и черные круги. Только поздно.
Словно вихрь черный, будто туча, несомая ветром, ринулись нетопыри на воина. Поднялась заговоренная секира, полетели прочь отрубленные головы и крылья. Черная кровь брызнула на лицо Рашида, мешая видеть, заливаясь в нос, рот.
Длинный хвост нетопыря, отсеченный мощным ударом, закувыркался в воздухе, распрямляясь, как согнутая пружина. Наконечник его, оказавшийся неожиданно прочным, словно костяной, ударил воина в висок. В глазах стражника потемнело, он дрогнул. На мгновение показалось — сейчас упадет, и серое воинство нетопырей накроют его смертельным одеялом.
Отчаянным усилием воли Рашид заставил себя не сдаваться. Он сам удивился, что удалось оставаться на ногах. Еще один удар нанесла заговоренная секира. Воин почувствовал, как тяжело вдруг стало, — то ли руки ослабли, то ли нетопырей вокруг было так много, что оружие тонуло в них, как в вязкой жиже.
Он уже не чувствовал боли, не видел острых когтей, тянущихся к нему, не слышал хлест длинных мускулистых хвостов. Еще раз поднять секиру, и нанести последний, ничего не решающий для него удар по нечисти — вот единственное, о чем мог думать отважный воин.
Все вокруг стало серым, — дым смешивался в его окровавленных глазах с тенями нетопырей, сливался с ними, превращаясь в нечто единое, целое. Словно угрюмые волны поднимались над ним, чтобы с мягким шелестом сомкнуться над головой, погрузив все вокруг в смертельное забытье.
Видел ли он в тот момент, как сверкают злым торжеством глаза богомерзкого старца? Раскрывается рот, полный гнилых зубов, черный язык вываливается наружу, распухший, словно у удавленника. Слышал ли Рашид злобный шепот нечисти, что радовалась новой своей победе, вместе с сотнями сновавших вокруг нетопырей?
Или родились образы эти только в мозгу, горевшем от отчаяния, боли, невыносимого напряжения всех сил, — и близкого ожидания смерти? Нет, не смог бы он ни рассмотреть, ни услышать монстра, слишком много собралось вокруг подручных твари.
Глаза уже почти ничего не видели вокруг, в ушах стоял только постоянный, мерный шелест, проникал под кожу, сквозь кости черепа, сливаясь со стуком пульсирующей крови. Не знал Рашид, взмахивает ли еще алебардой, из последних сил поднимая заговоренное лезвие, или уже погребен под кучею злобно визжащих тварей, и только руки его бессильно вздрагивают, в попытке сделать то, на что уже не способно изорванное острыми когтями тело.
Но вдруг, ясный и отчетливый, прорезавший темную пелену, — пронесся над залой торжественный, полный глубокой внутренней силы голос муэдзина. В ужасе отпрянули монстры, закрываясь крылами. Хвосты длинные в кольца скрутили, лапы с острыми когтями поджали.
Точно свежий ветер, ворвавшийся из распахнутых окон, подхватил серых нетопырей, закрутил в вихре. Летели они прочь, кувыркаясь, издавая жуткие крики, беспомощные, словно горстка сухих листьев. «И верно, никогда они днем не появлялись, — промелькнула последняя мысль в гаснущем разуме Рашида. — Выстоял я свою стражу, не сдался, не отступил…»
После этого силы оставили его, и он потерял сознание.
Она бежала по бескрайнему лугу, полному ярких маков, раскрывающихся навстречу солнцу. Сердце билось от сладкого ужаса перед погоней, трепетного ожидания, что неизбежно будет поймана, ощутит на своих плечах крепкие мужские руки, принадлежащие человеку, лучше которого она не видела в своей жизни.
Вот пальцы слегка дотронулись до косы, бьющейся на шее. Аграфена попыталась ускорить бег, но сильные руки настигли, охватили плечи и, заставляя остановиться, развернули. Взору ее предстал мужчина, молодой, черноглазый, с легким румянцем на скулах. Темные густые волосы падают прядями на лоб, вздыбились от бега и ветра на макушке. Губы смеются, произнося удивительные слова:
— Любовь моя, я нашел тебя.
Аграфена берет его за руку, и они возвращаются к роще, где на траве расположились молодые их родители. Они тоже смеются, зовут к себе, рядом бегают Алешка со Спиридонкой, но это кажется естественным во сне, хотя тогда, в тот день, который приснился, они с Петром еще не были женаты.
Дети бегут им навстречу, а коврик, на котором сидели старшие, вдруг плавно приподнимается и медленно уносит их над лугом, над цветами, вдаль, к горизонту, где небо встречается с полем. В этом тоже не видится ничего странного, ничего печального.
Вдруг Алешка кричит: «Туча, туча, бежим». Обернувшись, видит она, что небо позади потемнело, черные облака сталкиваются, обвивают друг друга, в землю ударяет молния и на этом месте, как будто сам из молнии создан, возникает высокий призрачный человек, в странном белом одеянии, с тюрбаном на голове, похожим на тыкву. Ей почему-то не страшно, они продолжают смеяться и бегут от черных туч, пытающихся догнать их, опережают, все время оставаясь под голубым чистым небом.
