Герцог сказал почтительно:
— Ваша светлость, прошу вас слегка приподнять руки… надо завести веревки…
Я проговорил раздраженно:
— Сэр Чарльз, что-то здесь не то.
Он переспросил:
— Что? Что вы говорите, ваша светлость?
Голос его звучал глухо, а мой вообще весь оставался в этом колоколе, одетом на голову. Я с трудом поднял руки и, натужившись, снял с головы шлем, чувствуя, что держу в руках походный котел на отряд из двадцати человек.
На меня уставились в недоумении как герцог и барон, так и с полсотни придворных, что выбежали посмотреть на церемонию.
— Традиция, — сказал я громко, — хороша! Традиции нужно чтить! Я рад, что мой народ всегда с готовностью готов раздвинуть ноги навстречу традиции. Следовать традиции — значит отдавать свои голоса самой загадочной партии — партии наших предков, что есть хорошо и мудро, да, ага, я люблю править таким народом. Потому я, выказывая еще большее уважение традиции, велю эти славные доспехи поставить на самом видном и почетном месте в королевском дворце! А стража при смене караула пусть отдает им честь. А еще пусть дети приносят раз в год цветы и возлагают у подножья. Подножье — это где задние ноги.
Обалдевшие, они молча снимали с меня толстые плиты железа, по структуре больше похожего на чугун, даже на чунгун.
Я вздыхал с облегчением, а когда убрали последнюю, просто возликовал — до чего же жизнь, оказывается, хороша! И всего-то надо сперва влезть в тесную нору, а потом вылезти.
Все-таки во мне разные личности: ночью спал, как бревно, даже снились сочные женские задницы, голова неустанно прорабатывала варианты коронации себя любимого и планы перестройки королевства, чтобы все пели и плясали, сердце рвалось капитанобладить под всеми парусами под флагом Веселого Роджера, а трусливая селезенка строила вокруг дворца неприступные стены.
С утра я созвал Тайный Совет, на этот раз в нем присутствуют все командиры отрядов, которых граф Ришар вернул в Геннегау, некоторых я сразу приспособил к работе, объяснив, что работа с бумагами дело чести, дело славы, дело доблести и геройства.
Тягостное предчувствие беды охватило с того момента, как выбрался из постели, и чем больше расправлял плечи и смотрел соколом, тем сильнее нарастало это недоброе ощущение приближения чего-то очень нехорошего.
Лорды и командиры молча заняли места за столом, все серьезные и молчаливые, то ли передалось мое настроение, то ли сами замечают признаки надвигающейся грозы.
— Мы не только друзья, — сказал я, — но и, что важнее, единомышленники. У нас одна цель, одна воля, одно стремление — принести в это погрязшее в грехе королевство Слово Божье. Мы это сделали, но темные силы не унимаются! Вы знаете, в честном поединке они бессильны, зато начались подлые заговоры и бесчестные покушения на жизнь сюзерена.
Барон Альбрехт на правах самого близкого ко мне человека, не считая нахмурившегося сэра Растера, уточнил:
— Ваша светлость, Кейдан готовится нанести удар, собирает сторонников. Нужно его опередить.
— Нанести контрудар! — громыхнул сэр Растер. — Дайте мне отряд, я сегодня же отправлюсь в Ундерленды…
За дверью послышался шум. В дверь заглянул Фердинанд Лассаль, помощник сэра Жерара.
— Ваша светлость, — сказал он торопливо, — простите… Прибыл гонец.
— Впусти, — ответил я машинально.
В комнату не вошел, а вбежал гонец. Усталый, запыленный и с такими отчаянными глазами, что у меня сердце оборвалось и упало в бездну.
— Лорды, — сказал я повелительно, но упавшим голосом.
Барон Альбрехт поднялся первым, отвесил церемонный поклон.
— Ваша светлость…
За ним начали вставать остальные, слышались приглушенные шелестящие голоса, полные сочувствия и поддержки:
— Ваша светлость…
— Ваша светлость…
Едва за ними закрылась дверь, я с трудом выдержал паузу и повернулся к гонцу:
— Что?
Он преклонил правое колено.
— Ваша светлость, недобрые вести из Гандерсгейма.
Я чувствовал охватывающий меня с ног до головы липкий страх.
— Говори!
— Граф Ришар передал это послание.
Он протянул свернутый в тугой рулон лист бумаги, весь перевязанный красными лентами, а сверху все скреплено зловеще-красными сургучными печатями с обширными потеками.
Я ухватил торопливо, но пересилил себя и спросил:
— Ты воин? Вижу по тебе. Скажи своими словами, что там стряслось?
Он поклонился.
— Ваша светлость, — произнес он тихо, но таким отчаянным голосом, что у меня резко заболело сердце, — мы уже прижали варваров к морю! Оставалось либо добить, либо сбросить в океанские воды… но неожиданно на горизонте появились сотни кораблей! Не таких огромных, как у адмирала Ордоньеса, даже совсем мелких, но зато их было столько, что просто воды не стало видно! И на каждом — воины. Десант они высадили по всему побережью Гандерсгейма! Перехватить всех мы не успевали, пришлось отступить, чтобы нас не взяли в кольцо…
Я спросил пересохшими губами:
— Насколько… сильно?
Он заверил торопливо:
— Потери? Нет-нет, ваша светлость, отступили организованно. Они нас не возьмут, почти все города и королевства в наших руках. По вашему очень мудрому повелению там везде с первого же дня строили ворота и наращивали стены! Только теперь все поняли, насколько далеко вы смотрите в будущее!.. Варварам и пиратам нас не взять, ваша светлость, как вы и предусмотрели. Но граф Ришар решил сперва перегруппировать войска, прежде чем ударить по новому противнику…
— Разумно, — произнес я тяжелым голосом. — Оставайся здесь, я велю принести еды. Никуда не выходи, ни с кем не говори. Не стоит, чтобы друзья печалились, а враги ликовали… Я составлю ответ, сразу же повезешь обратно.
— Слушаюсь, ваша светлость.
В соседней комнате, что тоже мой кабинет, вскрыл печати, засыпав багровыми осколками сургуча поверхность стола, жадно впился взглядом в размашистый почерк графа Ришара.
Он сообщал то же самое, только скупо и не столь драматично. Варваров преследовала, как он написал, только небольшая часть войска, остальные находились в крепостях и заканчивали их обустройство для надежной защиты. Вторжение с кораблей явилось неожиданностью, но в одном месте даже удалось опрокинуть пиратов и сжечь их корабли, но численный перевес заставил отступить в города-крепости. Пиратам их не взять, у них нет ни катапульт, ни даже лестниц. А пока наделают, стены защитники поднимут еще выше, а лучники уже сейчас расстреливают всех, кто рискует приближаться.