Я кашлянул и прикрыл рот рукой, чтобы скрыть изумление. Посмотрел на Фариа-Це, но она только кивнула мне без лишних слов. Я почувствовал, что мысли у меня путаются. Я до сих пор никогда не ел собак и не мог представить себе собаку в качестве пищи. А что считать самым лакомым куском? Я же не мясник, это он знает, что считается лучшим куском у животного. Я не знал, что выбрать, но знал, что уклоняться от выбора нельзя; у меня в памяти промелькнули все собаки, которых я ласкал в жизни, но от этого легче не стало. Я ощущал голову каждой под моей рукой, видел, как они преданно смотрят на меня снизу вверх. Я растерялся.
Фариа-Це опять кивнула мне, заставляя принять решение.
— Королева Циндр-Кораксок, у нас в Ориозе только один кусочек сочли бы самым вкусным. — Я указал на череп собаки. — Маленький срез мышцы с верхушки черепа. Я возьму кусочек слева, а правый пусть достанется кому-нибудь другому.
— Прекрасный выбор, — расплылась в улыбке королева.
— Спасибо. — Я поклонился ей. Она постучала пальцем по столу:
— А теперь объясните мне, почему этот кусочек считается самым лучшим.
У меня свело челюсти, я старался скрыть свое изумление и оцепенение. Один раз удалось выкрутиться, а теперь что делать?
Я посмотрел на нее и успокоился: на меня нашло вдохновение.
— Это лучший кусочек, потому что это у собаки жевательный мускул, и мы должны его прожевать. Это единственный мускул, который функционирует у нас так же, как у собаки.
Королева захлопала в ладоши:
— Ну просто великолепно! А теперь все будем смаковать наше главное блюдо.
Мы все отъели от него, но понемногу. Меня поразило, что тут едят собак, кошек и крыс, в то время как темериксы у них — домашние животные. Представляю, как странно было бы услышать борагульским урЗрети, что я ел темерикса, и можете вполне мне поверить, что темерикс хоть и дичь, но не в пример вкуснее собаки.
Когда с главным блюдом было покончено, нам подали сладкое вино и пирожные с ягодами и орехами. Десерт вытеснил последние ощущения вкуса собачьего мяса, и я даже ничего не оставил для служанки. Вино расслабило нас и развязало языки. Мы расхвастались о наших приключениях, королева хлопала глазами, слушая о наших подвигах и о том, как издалека мы пришли.
В вечном сумраке, царящем в Борагуле, мы потеряли всякое представление о времени. Но уже скоро смех стал перемежаться зевками, и мы поняли, что пора на покой. Поблагодарив хозяйку, мы вслед за Фариа-Це вернулись в свои комнаты, и, кроме Друга, желавшего побродить, пока содержимое желудка не утрамбуется, все остальные улеглись спать.
В ту ночь мы с Сит были близки; отчасти наш пыл объяснялся выпитым вином, а отчасти — колдовством урЗрети, которое было применено к этим помещениям для удобства урЗретских дам, желавших продолжать род. В ту ночь все у нас происходило не спеша, ласково и с большой теплотой. Нам некуда было спешить, у нас не было ощущения, что надо преодолевать страх смерти или судьбу, просто нам обоим выпал шанс разделить радость побыть друг с другом.
Я проснулся, считая, что уже утро, определить это было невозможно. Я натянул одежду и вышел в главную комнату, наши уже поднимались и протирали глаза, в которые словно насыпали песка. Никто не страдал от похмелья, и это было хорошо, но все соглашались, что собак мы наелись на всю жизнь.
Бренсис оглядел всех и нахмурился:
— Хокинс, Други не видел?
— Нет, — покачал я головой, — а он что, не пришел в комнату?
— У него постель расстелена, но он это сделал еще до ужина.
Лорд Норрингтон спустился по ступенькам из верхней сферы:
— Кто-нибудь слышал, как ночью возвращался Други?
Никто не слышал. Я вздрогнул:
— Не нравится мне это.
— И мне, — сказал лорд Норрингтон. Он оглядел тех, кто уже проснулся. — Надо его найти. Значит, ищем, если что спросят — объясняем, что любуемся великолепием Борагула. Лучше идти по двое.
Арен Асвальджет поднял руку:
— Без Други я остался один. Мне идти одному?
— Нет, один пойду я, — улыбнулся лорд Норрингтон. — Ты сработался с Эдамисом, вот вместе и идите. Всем вооружиться. Мы не знаем, что произошло. Если повезет, все обойдется, но я не хочу рисковать.
Я вернулся в нашу комнату, разбудил Сит и рассказал ей, что случилось. Она быстро оделась, я прицепил Цамока. На правое бедро пристроил в ножны длинный нож бормокинов, а в правый сапог сунул специальный кинжал, подаренный Неем. Сит прицепила пояс с мечом и кинжалом, и мы отправились на розыски.
Предлог, который нам посоветовал лорд Норрингтон, был не таким уж притянутым за уши: залы действительно были великолепны, и хотя я не видел многого, но Сит все мне описывала до мельчайших подробностей. Я слышал в ее голосе благоговение от того, что она видела, отвращение от того, до какой степени все запущено, и жалость, что такая красота замызгана летучими мышами и другими ночными тварями.
— Эта их запущенность похожа на то, во что авроланы превратили Воркеллин. Это и есть проявление зла.
Во время своих блужданий по залам я был настороже: оглядывался вокруг и запоминал, где и куда мы сворачивали. Там, где толстым слоем лежала пыль, я пяткой рисовал на пыли крест. Пыль была нам кстати, на ней оставались следы, и я искал отпечатки ног Други там, где пешеходные тропы уходили в сторону от главного прохода.
Поднявшись на какие-то лестницы, завернув за какие-то углы, я заметил незнакомые мне подозрительные следы. Это были следы босых ног; почти все урЗрети ходят босиком, но у них ноги мельче; более того, эти следы оставлены кем-то, кто шел ровно, что необычно для здешних мест, ведь все урЗрети хромые. Сит пригнулась и минуту изучала их, потом молча махнула мне — пошли, мол, в темный коридор, куда они ведут.
Следы продолжались еще ярдов двадцать; мы миновали несколько порталов, потом свернули в один, справа. Его загораживала большая каменная дверь, и из-за нее не слышалось ни звука. Я изобразил знаками, что стучусь в дверь, но Сит отказалась от этой мысли. Вместо этого она велела мне наклониться и поднять ее, подхватив под коленки. Я выпрямился, поднял ее, и она смогла подтянуться кверху и прикоснуться к ключевому — камню в круглом портале.
Когда камень откатился, из комнаты волной выплыл мускусный запах, который я прекрасно узнал. Я зашатался и отступил, упал, Сит свалилась прямо на меня. Я кашлянул, не удержавшись, и помог ей отпрыгнуть налево. Я развернулся, поднявшись на одно колено, и вытащил Цамок.
— Невероятно, — выдохнула она вооружаясь.
— Да, но сомневаться не приходится. — Желчь подкатила мне к горлу. — Все это была ловушка, Сит.
За порталом находилась большая комната, в глубине которой светился приглушенный свет. Пол был уставлен поднятыми платформами, но его едва было видно из-за того, что на первый взгляд показалось одним покрывающим весь пол толстым ковром. Однако этот ковер двигался — по сути дела извивался — то там, то здесь, и что-то выползало из него наверх, на каждую платформу. На платформах лежали огромные создания, жирные, как свиньи, по размером с быка. На белом мехе их животов красными точками выделялась дюжина сосков. Матери-производительницы практически не двигались, но их потомство, сотни пищащих пестрых котят, хватали друг друга когтями и огрызались друг на друга, вырывая себе кормежку.
