Наконец я нашел свои метки, которые делал в самом начале, и спустился по лестнице. Я был на пути к нашему жилью. Возле портала лежал труп бормокина, и по его позе я понял, что с ним все кончено. Я осторожно переступил через него и вошел в туннель. Там еще были трупы, все бормокины.
В нижней сфере валялось пять трупов, еще один труп был на ступеньках входа в другую сферу. Капли крови вели в ту комнату, где ночевал лорд Норрингтон. Я кинулся к порталу, не смог удержать вздох, нырнул туда и опустился на колени.
Лорд Норрингтон лежал, неуклюже привалившись к полке, на которой спал в прошлую ночь. Край полки был испачкан кровью — значит, он пытался забраться на нее, но сил не хватило. В первый момент я решил, что он мертв, но у него задрожало и поднялось веко.
— Хокинс? — с трудом выговорил он. — Жив?
— Да, жив.
— А остальные?
— Некоторые погибли, остальных я не нашел. — Я зацепил его правую руку за свою шею: — Держитесь, я вас подниму на кровать.
Я стал его поднимать, он зашипел от боли. Левой рукой он сумел дотянуться до живота, и я увидел, что она сломана — поперек предплечья. Я помог ему лечь, и он вздохнул и выпрямился. При этом я заметил, что и правая лодыжка у него не действует.
— Милорд, я сейчас достану травы из сумки Арен. Я сумею найти метолант.
— Нет, Таррант. — Правой рукой он сжал мою руку. — Не уходи.
— Но вам нужно лекарство, станет легче.
Он медленно качал головой:
— Лучше мне не станет. — Он поднял локоть левой руки. — Меня ранили в живот. Без магии я не выживу. Я уже чувствую разрушительное действие.
— Но метолант всегда помогает.
— Слишком слабое средство, да и вообще поздно. — Лорд Норрингтон стоически улыбнулся. — Мне нужно, чтобы ты сделал вот что. Рыцаря Феникса положено сжечь. Не схоронить, а сжечь. Тебе придется меня сжечь.
— Ясно, — кивнул я. — Сжечь. Но сейчас я пойду отыщу травы, чтобы оказать вам помощь. — Я постарался не думать о том, что Винфеллис умерла, потому что должен же быть какой-то способ спасти его. — А когда-нибудь потом, через много лет, в Вальсине, я сожгу ваш труп. Обещаю от всего сердца.
Его карие глаза сверкнули:
— Сними с меня маску. Я хочу, чтобы ты меня увидел.
— Нет, милорд, не могу.
— Надо, Таррант. И называй меня по имени.
Я кивнул и стащил с его маску. И не увидел ничего особенного. Хотя я и не предполагал, что нос у него окажется таким уж прямым или лоб таким уж высоким. Я, правда, думал, что увижу совершенно чужого человека, но вовсе нет: мне показалось, что это лицо я знаю всю свою жизнь.
— Ну, Кенвик, так лучше?
— Да. Спасибо. — Он стал совать маску мне в руки, прижатые к груди. — Отнеси эту маску Ли.
— Как скажете.
И он закрыл глаза.
— Таррант, и еще одна просьба.
— Что, Кенвик?
Он поднял руку, дотянулся до моего левого запястья и крепко схватился за него:
— Хочу, чтобы ты меня убил.
— Что?! Нет!
— Да, Таррант. Просто вскрой артерию. Я истеку кровью и усну.
— Не могу.
— Так надо. — Рот его открылся широко, глаза вытаращились, все тело затряслось. Выражение лица не оставляло сомнений — агония, и когда его тело обмякло, ослабла и его хватка. — Боль невыносимая…
— Но ведь вы — лорд Норрингтон. Как вы можете поддаваться боли?
С губ сорвался короткий смешок:
— Ты все легендами живешь. Я такой же человек — из плоти и крови. И моя плоть болит. Надо выпустить кровь. Не дай мне умереть вот так.
— Нет. Вы мне доверились, и я оправдаю ваше доверие. Я найду, как вас спасти. Доверьтесь мне в этом.
— Хокинс, Хокинс, — он улыбнулся мне и закрыл глаза. — Ты должен меня убить. И вот почему.
Умирая, лорд Норрингтон раскрыл мне тайну, которая, как он сказал, известна только еще одному живому существу. В этой тайне, сказал он, и заключается причина, почему последняя часть нашего приключения оказалась неудачной. Он сказал, что знал об этом с самого начала, но убедил себя, что все обойдется, — ведь до этого мы одержали столько побед. В своем высокомерии он приговорил всех нас. Он был причиной смерти Сит. Он даже меня подверг риску, и все это потому, что ему нужно было что-то доказать себе и всему миру.
Когда я услышал его рассказ, у меня внутри все похолодело. Но зато теперь я нашел ответы на множество мелких вопросов, задавать которые раньше не считал нужным. Я не стану раскрывать здесь его секрет, потому что еще живы многие, которым это может повредить. Я вообще счел нужным упомянуть об этом лишь потому, что когда я узнал эту тайну, которая, как он надеялся, убедит меня в том, что я должен убить его, я, наоборот, утвердился в том, что обязан принять все возможные меры к спасению его жизни.
Исповедь утомила его, так что я осторожно вытащил свою руку, за которую он схватился, и сбегал за травами из багажа Арен. Я смешал метолант с водой и приложил смесь к его ранам, в том числе к двум ужасного вида колотым ранам на животе. Перевязал, как мог, и начал стаскивать в его комнату все наши вещи и припасы. Еды нам хватило бы надолго, но воды было маловато. Конечно, Циндр-Кораксок оставалось сделать только одно: наслать на нас побольше бормокинов, и тогда они меня прикончат.
Сидя там рядом с лордом Норрингтоном, я в какой-то момент уснул. Я понял, что спал, когда проснулся от того, что в меня тыкала длинным пальцем урЗрети. Я вскочил и чуть не разрубил мечом эту урЗрети, но вовремя узнал ее: это была служанка, прислуживавшая мне накануне за обедом.
— Вам надо идти, — она отвернулась и зашаркала к выходу из комнаты.
Я встал, вложил Цамок в ножны. Посмотрел на лорда Норрингтона и успокоился — он очень ровно дышал.
Поцеловал его в лоб, убедился, что возле его правой руки стоит чаша с водой — на случай, если потребуется, и побрел из комнаты. Я старался спокойно шагом обходить трупы и не отставать от урЗрети.
Почему я вообще доверился какой-то урЗрети? Да просто выхода другого не было. Если им нужно меня убить, прекрасно могли бы, пока я спал. А если они собираются беседовать со мной, значит, есть шанс, что лорд Норрингтон выживет, и этим шансом надо воспользоваться. Эта надежда была последней.
Мы долго шли по залам, как-то в обход, длинными коридорами, поднимались и опускались по лестницам, проходили через галереи. Я с удовольствием слышал, как стучат мои сапоги по каменному полу и как эхо моих шагов отдается от стен. Высматривал следы боя, но их не было. Удивительно, но куда-то исчезла даже грязь, засорявшая углы и закоулки коридоров. Чисты были и скульптуры, которые я сам видел накануне заляпанными пометом птиц и летучих мышей. Свет, казалось, стал ярче, тени — контрастнее, и теперь это место производило впечатление более холодного и угрожающего, чем до сих пор.
