Холодное.
Стерильное.
Мертвое.
Служанка ввела меня в длинное помещение, показавшееся мне настоящим тронным залом. Потолок опирался на колонны, вырезанные в виде тел урЗрети, с их толстыми плечами и руками. В стенных нишах стоял целый пандемониум статуй, они изображали великих урЗрети — героев легендарных сражений. В одном — урЗрети воткнул руки, превращенные в копья, в нижнюю челюсть дракона, приблизившись к нему. Меня потрясла сама мысль о том, что живое существо может настолько приблизиться к дракону, чтобы убить его голыми руками.
Служанка оставила меня у входа, но прямо от дверей шла отчетливая дорожка к золотому трону в центре комнаты, и мое назначение, несомненно, было — идти туда. Я приложил все силы, чтобы не смотреть на ряды бормокинов и вилейнов, заполнивших все пространство между колоннами. Темериксы — от маленьких коричневых, которых выращивали урЗрети, каких я недавно убивал, до огромных, в их пестром оперении — прогуливались туда-сюда за рядами бормокинов, а малыши время от времени просовывали головы между их коленями и смотрели на меня. В тени последних колонн стояла парочка хогунов. Их мышцы вздулись от усилий удержать на цепочках пару дриербистов.
Как ни страшно было мне проходить сквозь их строй, но то, что ждало меня, оказалось еще ужасней. Циндр-Кораксок мешком валялась на огромном троне, слишком большом для нее. А за ней, по пять в ряд, висели мои товарищи, в том числе лорд Норрингтон и маг Хеслин. Сит, лорд Норрингтон и Хеслин казались живыми, как и все остальные, кроме Бренсиса и Джетурны, эти были явно мертвы. Други тут, правда, не было, но меня это не приободрило.
Когда я приблизился к трону на расстояние двенадцати шагов, Циндр-Кораксок подняла голову и ее тело стало изменяться. Перья с ног и рук исчезли, конечности стали толще, более красивыми. Ее бочкообразное тело выпрямилось, и ей стало впору все облекающее ее одеяние из позолоченной ткани. Волосы, прежде короткие и седые, струились золотым каскадом. Черты лица заострились, исчезла дряблость кожи. Глаза приняли экзотический сине-зеленый цвет с переливами и омутами.
Она тяжело оперлась на один из подлокотников трона и посмотрела на меня сверху вниз.
— Ты меня позабавил, Таррант Хокинс, — голос ее был бархатно мягким, но лишенным тепла, свойственного бархату.
— Не подумал бы, что что-то может позабавить тебя, Кайтрин.
— Тебе удалось: ума хватило, как в случае с собакой. — Она легко рассмеялась, словно ветер прошелестел в кроне дерева, хотя для меня этот смех прозвучал, как шорох змеи, проползающей по опавшей листве. — Я вижу все то, что видят мои сулланкири, и меня развлекало наблюдение за тобой. Ты, всего лишь человек, нападал на моих сулланкири. Здорово ты придумал тогда с кошкой и якорем. Я уж не говорю про стрелы. Воспользоваться моей стрелой против моего же подчиненного — это было отлично задумано. А в последнем случае, тогда, с мечом, — я и сама бы лучше не сумела.
— Очевидно, это надо воспринимать как похвалу.
Она прищурилась, и глаза ее задвигались быстрее:
— Вот именно, парнишка, ты правильно догадался. Именно так и воспринимай.
— Ты оказываешь мне слишком большую честь. — Я изо всех сил старался выдержать ее взгляд, и мне удалось только потому, что я был в маске. — Твоего сулланкири убил Ли, а я всего лишь сделал, что мог, чтобы спасти Ли и остальных.
— О да, Таррант, я все знаю. Меня глубоко трогает твое бескорыстие. — Говоря это, она засовывала руку глубоко между грудями. — Поэтому даю тебе возможность спасти друзей.
Она махнула рукой в сторону висящих, и все наши, кто висел позади нее, задергались, будто из ее пальцев вылетела невидимая молния. Сит полуоткрыла глаза и смотрела вниз, прямо на меня, но не уверен, что она меня видела. Лорд Норрингтон увидел меня и нахмурился, но ненадолго. Головы других просто болтались на шеях, даже у Джетурны, тело которой было грубо зашито.
— Но некоторые из них уже умерли.
— Они и останутся мертвыми, но есть вещи похуже смерти, и все они пройдут через ужасные пытки, если ты проиграешь. — Она небрежно взмахнула рукой, потом кивнула и провела согнутыми пальцами по ладони своей вытянутой правой руки. Я услышал справа от себя фырканье, и из-за дриербистов вышел один огромный темерикс. Его когти клацали по полу, потом он остановился рядом со мной, чуть ли не положив морду на мое правое плечо. Он громоподобно дышал прямо мне в ухо. Кайтрин пронзительно глядела на меня.
— Правила игры таковы: если ты не проиграешь, те, кто жив, выживут, ну а кто мертв, таким и останется. Понял?
— Да.
— Согласен?
Я посмотрел на всех висящих позади нее и кивнул.
— Отлично, а теперь от тебя требуется всего лишь показать мне свою выдержку. Не произноси ни звука во время испытания, не двигайся — и спасешь своих друзей.
Она что-то прошипела, и темерикс вышел, встал передо мной, чуть справа. Он поднял правую ноту и протянул ко мне огромный изогнутый коготь. Я чувствовал, как когтем он зацепил мой череп и потащил вниз; капли крови медленно падали вниз, опережая движение когтя. На миг коготь задержался, потом снова пополз вниз, царапая кожу, по поверхности моей маски. Когда коготь миновал глаз, я увидел, что с него, сворачиваясь, свисает ленточка кожи. Пропоров маску, коготь снова вонзился в щеку.
Он процарапал лицо ниже скулы и двигался к челюсти. Лапа темерикса целилась схватить меня за горло и нанести мне удар в районе ключицы. Кайтрин просвистела еще один приказ, и в ответ еще два когтя приняли участие в игре. Когти гребли вниз, царапая мое тело, разрывая на полоски одежду, пропахивая кровавые борозды на теле.
Боль вряд ли можно было назвать неописуемой, ровно такие же царапины я уже получил раньше в тот же день. Да и похуже ранения у меня бывали, но тут их было больше. Каждый процарапанный дюйм добавлял боль к уже имеющейся. Я хотел заорать, завопить, сделать что-нибудь, что угодно, лишь бы отвлечься, не зацикливаться на болезненных полосах, горящих на моем теле.
Переведя взгляд с Кайтрин назад, я нашел, на что мне отвлечься. Вот Арен Асвальджет, у него такой вид, будто враги раздробили каждую кость в его теле; в груди Сит все еще вздрагивало копье; левая рука лорда Норрингтона висела неподвижно, лодыжка его была вывернута неестественным образом; вот Хеслин, проткнутый стрелой сулланкири, — всем им было хуже, чем мне, и они ничего не говорили. Держась стойко, я мог спасти их, и я это сделаю. Кайтрин победит, если я позволю себе вздрогнуть, вскрикнуть, а до сих пор я не давал ей повода торжествовать.
Мне казалось, что я существую вне своего тела. Я не мог выйти из него и посмотреть на него со стороны, но я отстранился от тела, как будто это была маска, надетая моим духом. Боль все еще я ощущал, но чувствовал лишь, как кап-кап-кап — стекает кровь с челюсти на грудь. Боль была частью меня — того, чем я стал. Она была неизбежна, и я не видел и причин ее избегать. Если бы я ее избежал, пострадали бы мои друзья, а этого я допустить не мог.
