— А где сейчас Пламень? — Фелиша поморщилась, осторожно переместила ноги, стараясь не сильно напрягать спину, и без того отзывающуюся на малейшее движение тупой болью меж лопаток.
— Неужели ты его не чувствуешь? Иволга всегда знала, где эта ящерица, — Лейм ещё немного поёрзала, удобней устраиваясь на уже занятой кровати. Впрочем, её такие мелочи не смущали. Как и такие, что воспоминания об Иволге могут быть нежелательными. Она единственная не зацикливалась на этом и возможно потому Фелише так нравилось проводить с ней время, хотя требовалось много усилий, чтоб не перенять хамских словечек собеседницы.
— Нет, я не знаю, — угрюмо отозвалась принцесса. Замечание по поводу того, что её мать всегда чувствовала своего дракона, неожиданно задели её куда сильнее, чем само упоминание об Иволге. Всё, на что хватало Фелиши — это способность чувствовать (очень посредственно) состояние Пламеня.
Лейм кинула на неё пронзительный зелёный взгляд. Фелиша ответила мрачным блеском в багровых зрачках.
— Они с Фениксом и другими таскают блоки для новой Валенсии под чутким руководством Архэлла.
— Понятно, — эта фраза ещё сильнее тюкнула по гордости. Ни один, ни второй так и не появились в больничном крыле, чтобы навестить её. Хотя, нет, после того, как ушёл отец, она увидела на столе небольшой венок из васильков — кривой и неумелый, совсем такой же, как её собственный когда-то.
И всё же, он не появился — отгородился цветами и якобы срочным делом. Можно подумать, Архэллу так уж нужна его компания! Фелиша видела, как эти двое косятся друг на друга. Пламень ещё куда не шло, он её даже залечить не сумел, сам был слишком ранен, хорошо хоть Канта привёз. Дракон здесь не объявлялся даже в золотые времена с Иволгой — она действительно всегда знала где его искать, а он чувствовал, что нужен ей, и тогда они встречались. В Говерлу он попал лишь однажды, но если вспомнить — зачем, то он вряд ли захочет обновить воспоминания.
Фелиша откинулась на подушках — плоских и раздражающих.
— А где остальные?
…глупый вопрос — остальные…
— Самый идиотский вопрос из всех, которые ты мне сегодня задавала — они тоже на стройке, — фыркнула Лейм.
— А ты со мной, потому что единственная девица на весь их гадюшник и должна быть сиделкой при больных?
— Я с тобой, потому что не собираюсь пачкать руки для мелких склочных людишек, кем бы ни был их принц.
— И кем бы он ни был? — тут же включилась Фелиша.
— Будущим королём, — невозмутимо зевнула нимфа.
— То есть ты просто мной прикрылась?
Лейм неопределённо пожала плечами. Фелиша сощурилась — она явно что-то недоговаривала: как бы нимфа не косилась на склочное людское племя, она бы ни за что не упустила возможности пополнить свой багаж ругательств и вылить собственный на уши неблагодарной публике.
— Мне кажется, ты не очень хочешь, чтобы Архэлл был королём.
Глупо, конечно, такое думать. Да ещё и облекла свои мысли в какие-то дурацкие слишком детские слова — какое нимфе дело до человеческих страстишек? Она всегда слишком ясно давала понять — ей чихать на смертных в любом случае кроме того, когда они сунут нос на её территорию. Тогда она этот самый нос с превеликим удовольствием отгрызёт, а потом снова будет гордо чихать на, теперь уже, калек.
— А если и так, тебе-то что? — спокойно заметила нимфа, перекидывая одну ногу на другую, а руки залаживая за голову.
— Почему?
— Потому что.
Принцесса смотрела в затопленное солнцем окно, наблюдая за плавающей в лучах света пылью. Новое больничное крыло выходило как раз на ту сторону парка, где возвышалась оплетенная плющом беседка, любимое, если не считать королевской усыпальни, место Веллерена.
Словно прочитав её мысли, Лейм скосила глаза в сад.
— Они так и не появились, — задумчиво сказала она и Фелиша не поняла, злится Лейм на самоуверенность случайной сокамерницы или всё же грустит за ней.
Мартуф нашёл нимфу спустя неделю, тощий и пыльный, но живой и невредимый. Толком объяснить, что же произошло, он так и не смог, как Лейм не сыпала проклятьями и угрозами. Сейчас он тоже был в Нерререне — повёл туда остатки стаи. Теперь принадлежащую ему по праву рождения.
— И не появятся, — слабо улыбаясь сказала Фелиша.
Лейм удивлённо подняла вызывающе сросшиеся брови, но она только пожала плечами.
Таша всегда была немного эгоистичной, зная всё, что произошло и что точно случится, и не делясь своими знаниями с окружающими. Возможно, будь она сговорчивей, и кто-то из соседей всё же решился связать свою судьбу с полукровкой, но Таша была слишком эгоистична в своём желании молчания. И она же была слишком бескорыстной по отношению ко многим другим вещам: к распускающей язык дворне, к забитому собственными проблемами отцу, к взбалмошной и дикой младшей сестре, к королевскому советнику, взвалившему на себя груз охраны королевских отпрысков, но на деле следящим конкретно за одной неуёмной личностью в ущерб остальным. В ущерб лично Таше.
Её старшая сестра была ясновидящей, знающей и видящей всё. Но она была одинокой и слабой. Она была женщиной. Но она же была принцессой. А никто не позволит принцессе, пусть и полукровке, связать жизнь с вампиром, пусть и королевским советником… Но ведь она была ясновидящей…
— И не появятся, — ещё раз сказала Фелиша
Она лежала и смотрела в окно на залитый солнцем палац и королевский парк, и тихо засыпала под убаюкивающее, точно у большой кошки, урчание Лейм. И заливающегося трелями соловья.
Однажды прилетела Матильда — шлёпнулась прямо посреди городского парка, повергнув публику в глубокий шок и очень культурно поинтересовалась у присутствующих, как пройти к палацу. Архэлл, должно быть, долго смеялся, когда ладил ей на голову свой венец. Но ещё дольше трусила кондрашка людей, которые услышали и к своему ужасу поняли дракониху.
В тот же день Фелиша и Лейм улетели в Нерререн на коронацию Архэлла. Прошло больше месяца с тех пор, как принцесса пришла в себя. Спина уже почти не болела, хотя пекла и ныла на изменения в погоде. Сама она, бледная и худая, была свято уверена, что полностью поправилась и сильно возмущалась, когда бессовестная нимфа на весь двор громко заверила Его Величество о том, что побудет нянькой при его калеке-дочурке. Сам он оставался с женой, но Фелиша почему-то больше не сердилась.
Валенсия утопала в цветах и зелени, словно прошитая насквозь вековечными нерреренскими деревьями. Не такая большая, как Говерла, и всё же стекающиеся сюда люди улыбались и смеялись куда чаще и искренней, чем жители столицы Янтарного края. И будто знали один другого, во всяком случае именно такое ощущение поселилось в душе Фелиши, когда она ступила на булыжную мостовую и прямо на её глазах два человека из совершенно разных сословий приветливо раскланялись друг с другом.
