— Что?..
Спина войника, перечерченная косыми шрамами, едва заметно вздрогнула. Цепочка на шее, на которой висел проклятый камень, чуть дернулась, будто от рывка.
— Ничего. Мне пора.
Сердце девушки болезненно сжалось, но как еще она могла его задержать? Веля поджала колени и, обхватив их руками, молча стала смотреть, как он одевается. А потом, когда Дар уже подошел к двери, не удержалась и тихо окликнула его:
— И ты вот так просто уйдешь, да?..
Но Дарен не ответил.
Лишь постоял на пороге еще с пылинку и, даже не оглянувшись, вышел за дверь.
Солнце светило в окно, и все так же синело небо над головой, как и вчера. Мертвое горячее светило и не подозревало о том, что сегодня должно случиться.
"Все, хватит, — оборвала себя Велимира, — ты всегда знала, чем все закончится".
Когда девушка пришла на назначенное место, все уже было готово к проведению ритуала. Двери и окна храма были наглухо закрыты, и весь свет давали лишь свечи, заботливо расставленные вокруг жертвенного алтаря и по полу.
Шон, чаровник школы Змея, стоял, прислонившись к стене, и о чем-то разговаривал с Дареном.
— Вы знакомы? — удивилась девушка.
Мужчины почти одновременно ей кивнули и снова вернулись к разговору. Велимира подошла к жрецу, отцу Алишеру и стала наблюдать за тем, как он рисует руны на каменном круге. Каждой клеточкой своего тела она ощущала, как наполняется первородной силой каждый из начертанных символов. Страсть, как любопытно!
— Да, девонька, долго же я жил, — вдруг усмехнулся старик, — а ты не бойся. Все равно ничего не сумеешь исправить.
— Знаю… Но все равно боюсь. — Веля вздохнула, — а Вы? Вы не боитесь?
Жрец рассмеялся:
— А чего мне бояться-то? Смерти? Так я пятый век ее ожидаю.
— Так вы не пойдете тропами Эльги в кошачьем обличии?
— Нет, не пойду, — старик почему-то развеселился еще больше, — я уже прожил сверх тех кошачьих жизней, которые бы мне даровали, так что теперь мне выстелена дорожка прямиком к шатру Моарты.
Девушка снова вздохнула.
— Да не вздыхай, девонька, так тяжко, все образуется.
— Как же: образуется, — тихо сказала девушка, — он же умрет.
— Этого мы не можем знать наверняка, — жрец улыбнулся и поглядел наверх, откуда, из тонкого отверстия в куполе потихоньку начал струиться свет, — о, надо же, уже почти полдень, нам пора начинать.
— Дарен! — Веля рванулась к войнику, разом сбросив с себя всю свою броню выдержки, — Дар!
Он обернулся и поймал ее в кольцо рук. Шон тактично отошел в сторону, ближе к отцу Алишеру. Веля уткнулась носом в его неизменную черную рубашку и прерывисто задышала, чтобы не зареветь.
— Веля?..
Велимира помотала головой.
— Жалеешь о том, что произошло?
Она не ответила, и Дар так и не понял, что же значило ее молчание, а потому немного неловко сказал:
— Не бойся. Все будет хорошо. Правда, будет. Веришь?
"Я верю тебе, Подаренный, верю!"
Жрец нетерпеливо окрикнул:
— Не медлите, надо начинать ритуал!
Дарен погладил Велю по волосам.
— Слышишь? Мне надо идти. Давай, соберись, ты же умница, ты справишься, — и решительно отстранился, чтобы зашагать к холодному камню, на котором чернела бесконечная вереница знаков, в каждом из которых плескалась сама смерть.
— Я справлюсь, — как молитву повторила Веля и, на миг крепко зажмурившись, устремилась вслед за Шоном, жрецом и… и за ним.
Отец Алишер заботливо помог снять рубашку и лечь на алтарь.
— Холодный, — поморщился Дарен.
"Ты сумасшедший, — подумала девушка, глядя на то, как прямо между пятым и шестым ребрами бил тоненький лучик золотого света, — сумасшедший… мой сумасшедший, который никогда не станет моим".
Жрец встал у изголовья камня и вытянул руки вперед, будто собирая в ладони солнце.
— А камень снимать не надо? — поинтересовался Дар.
— Не надо, — усмехнулся Шон, вставший напротив Вели и вслед за жрецом протянувший руки под струю света.
Затем и Веля поднесла под нее руки: пальцы дрожали, и девушка покраснела.
— Что ж… Начнем, — отец Алишер взглянул войнику в глаза и чуть виновато сказал: — прости за все, мальчик. Видит Осень, здесь нет нашей вины.
— Быстрее, — Дарен закрыл глаза, — я могу и передумать.
О, как же Велимире хотелось, чтобы он передумал! Но озвучить свою мысль вслух она не осмелилась: стоило ли столько идти к цели, чтобы потом развалить все, что строилось? Только вот правдива ли цель? Оправданы ли средства?
Чаровница для верности проверила Нить: но нет — туман был на месте, и чернота, нависшая над ним — тоже.
— Готовы?
Шон медленно кивнул.
Веля опустила голову за ним.
Отец Алишер улыбнулся и первым подставил ладони под мощный луч, брызнувший с вершины купола. Велимира быстро протянула руки вслед за Шоном и напряглась, едва выдерживая напор солнечной силы.
Три голоса слились в один, и все больше поднимались вверх, к самой вершине храма, обретая силу и наполняясь божественной, первородной мощью. Они не вспоминали слова: они, давно ставшие частью сути чаровников, сами слетали с их губ, обретая силу и смертельное воплощение. Последнее воплощение…
Солнечный вихрь закрутился, завертелся, скручиваясь, как канат, в смертоносное орудие забвения и смерти, белея, искрясь, ворочаясь из стороны в сторону, будто стараясь вырваться из-под чужих наглых рук, возомнивших себя хозяевами самого света.
Кожа Дарена побелела и будто бы засверкала. Камень нагрелся так, что войник чувствовал, как он прожигает кожу. Неприятный запах собственной паленой плоти ударил в нос, но Дар не стал открывать глаза: зачем? Запомнить ту, которую успел полюбить, как свою убийцу?..
— И да будет принесена жертва во имя того, что было! Того, что будет! И того, чему только суждено быть!
Раздался хлопок. Луч вырвался из тюрьмы рук чаровников, отбросив их волной воздуха к стенам храма и через миг ввинтился в белую грудь…
— А! — Веля зажала рот рукой и широко открыла глаза.
Дарен выгнулся дугой, его охватил такой свет, что люди невольно закрыли глаза руками, чтобы не ослепнуть.
Крика не было.
И больше ничего не было.
На долгое-долгое мгновение воцарилась тишина: смертельный свет поглотил в себе все: предметы, звуки мысли… А потом резко исчез.
Раздался облегченный вздох и протяжный вой новорожденного взрослым кота.
Прошло несколько долгих мгновений тишины, ценою в несколько вечностей, прежде чем девушка снова разлепила веки и с недоверием посмотрела на собственные руки: нет, руки выглядели так, как и должны были.
