заодно, отстраненно подумал я. Это мужчины всегда соперничают... Я отправился к Керит.
— Найди моего ребенка, — обратился я к прорицательнице с порога.
— Дай мне что-нибудь, что было у ребенка, — попросила она.
— Да у нее же ничего еще не было. Даже имени, — в отчаянии сказал я. И вспомнил о золотом браслете.
Вернувшись домой, я достал браслет из сундука. При виде его глаза Бриги распахнулись шире некуда.
— Откуда это взялось? — спросила она сиплым голосом.
— Кром принес в подарок нашему ребенку. — Наверное, я сказал это как-то не так, потому что Брига сразу ощетинилась.
— Это твой ребенок, Айнвар! — быстро сказала она.
«А Кром, наверное, думает иначе». Эта мысль не раз преследовала меня с тех пор, как Кром принес браслет. Не стоило подозревать Бригу без нужды, но что я мог поделать? Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
Брига меж тем смотрела на меня в упор.
— Нет, Айнвар! С тех пор, как я переступила порог твоего дома, у меня не было мужчины!
— Да знаю я, — следя за своим голосом, успокоил я ее. А про себя подумал: действительно знаю, но мысли Крома искорежены до абсурда его жалостью к себе, несчастному. Не стану же я уподобляться ему.
Я взял браслет и пару одеял, в которые заворачивали ребенка, позвал Керит и мы вместе пошли в дом Крома. Ребенок находился там до того, как исчезнуть. Дом Дарала больше походил на логово животного. В углах валялись обглоданные кости. Грязь местами доходила до щиколотки.
Керит принесла зайца для жертвы. Она убила его и долго изучала внутренности. Потом начала обходить дом посолонь, прижимая к груди браслет и одеяло. На втором круге она запнулась. Глаза прорицательницы стали пустыми, и она уставились на что-то нездешнее.
— Вот они, — прошептала она. — Вижу двоих мужчин.
— Кром Дарал и Барок? — напряженно спросил я.
— Да. Они встретились; теперь бегут вместе и что-то несут. Один человек пеший, другой на лошади. Одной рукой держит поводья, а в другой какой-то сверток... — Керит напряглась, словно тщась рассмотреть подробности. — Этот сверток... Он плачет!
Моя дочь плачет! Кром Дарал украл мою дочь, и теперь она плачет! Я сжал кулаки.
— Где они? Я отправлю воинов в погоню!
— Не надо. — Керит резко выдохнула. — Воины уже преследуют их. Это патруль... римский патруль! Они все верхом. Они заметили их и догоняют...
Я в ужасе уставился на нее.
— Римляне захватили мужчин, — продолжила монотонно говорить Керит. — Они направляются на восход... Все дальше... Все. Я больше ничего не вижу, — вымолвила она, устало опустив руки.
В доме Крома была только одна сломанная лавка. Я посадил на нее Керит и растер ее ледяные руки.
— Что римляне сделали с ребенком, Керит?
— Не знаю, — ответила она измученным голосом. — Я видела, как они схватили Барока и Крома Дарала, как связали их и бросили на спины лошадей. Я не видела, что стало с ребенком. Прости, Айнвар. Это всё.
— Да, конечно, — пробормотал я. — Ты и так слишком многое увидела. Только не рассказывай Бриге о римлянах, хорошо? Я найду дочь, если она еще жива; клянусь землей, огнем и водой! — Я гнал из памяти рассказы беженцев о римских воинах, поддевавших кельтских детей на копья. Не надо! — мысленно умолял я Того, Кто Все видит. — Пусть лучше поднимут на копья Крома Дарала! Возьми его, он заслужил, но сохрани мою дочь!
Когда Керит пришла в себя, мы вместе попытались восстановить подробности ее видения. Я хотел знать, кто именно из десятков тысяч воинов Цезаря захватил беглецов и где именно это произошло. Бесполезно. Ничего нового мы не узнали. Бриге я сказал только:
— Прорицательница сказала, что они ушли на восток. Я уже отправил наших следопытов. Они найдут ее.
Но Брига прочитала правду по моим глазам.
— Тебе всего лишь надо было сказать мне, что ты пойдешь один, — сказала она с горечью. — Это все, что тебе нужно было сделать. Но тебе этого показалось мало, ты нашел решение посложнее. Ну и что? Ты счастлив теперь?
Счастлив? Я не мог вспомнить, что означает это слово.
Четверть всех воинов форта я отправил на восток искать следы Крома и моей дочери. Остальные ждали начала войны.
Верцингеторикс двигался быстро. Ни один галл до него не действовал столь организованно. Ханес бродил по свободной Галлии и рассказывал о том, как Рикс приказал отрезать уши дезертирам, — история вышла поучительной для многих. Еще сравнительно недавно я бы счел такой поступок Рикса слишком суровым, но теперь, после предательства Крома, я готов был ко всем относиться сурово. Теперь я не винил Верцингеторикса.
По его приказу князь Луктерос отправился на юг; там его ждали верные воины, а сам Рикс двинулся на север, собираясь стать лагерем на земле битуригов. В стратегическом отношении лучше места и придумать было нельзя: отсюда он мог двинуть войска в любом направлении.
К сожалению, разум Олловико, или то, что он называл разумом, опять на время помрачился. Когда ему доложили, что король арвернов с большой армией подошел почти к воротам Аварика, Олловико решил, что приходит конец его независимости, и в панике отправил гонца к ближайшему римскому легату в земли эдуев. Олловико клялся, что не имеет никакого отношения к восстанию, и просил спасти его земли от разорения, а его трон от любых претендентов. Легат не стал тратить время на переписку с далеким Цезарем, а приказал эдуям идти на помощь Олловико.
Эдуи дошли до берега Лигера и встретились с друидами во главе с Нантуа, главным друидом битуригов. Нантуа объяснил воинам эдуев суть хитрого плана Олловико: заманить их в ловушку, а когда они окажутся между войсками арвернов и битуригов, уничтожить отряд совместным ударом. Эдуи подумали, развернулись и пошли домой.
Цезарь, как только узнал о резне в Ценабуме, бросил все дела в метрополии и поспешил в Галлию. Для него ситуация складывалась неблагоприятно: большая часть легионов — на севере, а сам он — на юге. Приказать легионам двигаться на юг он не мог, потому что понимал: даже если они пробьются, то без него потери могут оказаться слишком большими. А самому идти на север
