— Император, кажется, оказал вам великую честь, — сказал он странным голосом.
— Ага, великую, как же, — отозвалась Илис. Она все еще чувствовала себя несколько неловко после вынужденной близости с Барденом. — Его величество знает, что никто ни в чем не может отказать ему, и вовсю пользуется этим.
— Жаль, я не могу попросить вас о том же. Его величество прекрасно танцует, я же… — Рувато не договорил и замолк, а Илис промолчала, не зная, что ответить ему.
Рувато почтительно взял ее под локоть и повел в сторону галереи, которую образовывали колонны, выстроившиеся вдоль всего периметра залы. Здесь было не слишком многолюдно, поскольку большинство гостей развлекались танцами.
— Расскажите мне поподробнее, как прошла ваша встреча с Ивом, — попросил Рувато. — В письмах вы, разумеется, пропустили половину.
— Тише! — шикнула на него Илис. — Какие неудачные места вы все время выбираете для разговоров, князь.
— Вы же магичка, — возразил Рувато. — Наколдуйте что-нибудь, чтобы нас никто не услышал!
— Если император заметит мое заклинание, — а он его непременно заметит, — то он сразу заподозрит нас с вами…
— В чем? Мало ли какие тайны могут быть у девушки, беседующей с мужчиной? — усмехнулся Рувато. — Хотите, я сделаю вид, что объясняюсь вам в любви? У меня получится, честное слово.
— Нет! — притворно испугалась Илис. — Не нужно. Не надо никаких объяснений, даже понарошку.
— Напрасно, — с сожалением сказал Рувато.
— Да ну вас! Все-таки, вы, мужчины — невыносимое племя, клянусь Гесиндой.
— Какие вас, однако, посещают мысли! Не ожидал. Но, право, Илис, не так уж мы и невыносимы…
— Да уж, рассказывайте.
— Вот именно — рассказывайте! — подхватил невыносимый Рувато. — Одно лишь маленькое заклинание…
— Вам-то откуда знать, маленькое оно или нет, — проворчала Илис и вздохнула. — Ладно, уговорили. Будь по-вашему.
Озабоченно сдвинув светлые брови, Рувато выслушал ее, а потом спросил:
— Так вы считаете, императору все известно?
— Может быть, не все, но многое, — кивнула Илис.
— И вы полагаете, что из этого дела могут выйти большие неприятности?
— Я почти уверена.
— Барден слишком уж проницателен, — задумчиво проговорил Рувато. — Его не так-то просто переиграть.
— Да я и не пыталась! Вот еще! С ним играть — себе дороже выйдет.
— Однако же, вы не отказались выполнить мою просьбу.
— Это потому что вы тоже хорошо умеете просить.
— "Тоже"? — чуть удивился Рувато, но тут же понял и засмеялся. — Да, но с его величеством мне не тягаться даже в этом… Подождем, Илис, посмотрим, чем все закончится. Все равно мы уже никак не можем повлиять на события.
— Да уж, — мрачно кивнула Илис, — мы кашу заварили, а расхлебывают ее другие.
— А что делать? Меня только беспокоит, что вы втянули в наши заботы Хельмута…
— Да я не только его втянула, — еще мрачнее ответила Илис и подумала о Грэме.
— 2-
Очень быстро Дэмьен потерял счет времени. В каменном мешке, куда его запихнули, не было окон, и он не мог следить за сменой дня и ночи. Дэмьен пробовал отсчитывать время, ориентируясь на появление стражников, приносящих обед, но скоро сбился со счета. Собственно, не такое уж большое значение имело, сколько дней он провел в крепости. Гораздо важнее было, что от Тео не приходило никаких известий. Дэмьен, конечно, не рассчитывал, что об ответе отчима ему придут сообщить лично, но его положение непременно должно будет измениться, в зависимости от того, придет ли ответ положительный или отрицательный. Но пока ничего не менялось.
Дэмьен полагал себя человеком морально крепким и сдержанными, и потому даже испугался, насколько быстро отчаяние завладело им. Все чаще случались минуты, когда ему нестерпимо хотелось броситься на пол, кататься и выть от тоски и бессилия. Все труднее становилось сдерживать эти порывы, и иногда Дэмьен даже радовался надетым на него цепям, которые помогали сохранять над собой контроль.
Бывало, напротив, что на него находила апатия. Тогда он мог часами лежать неподвижно, безучастный ко всему, и не удостаивал входящего в темницу стражника даже беглого взгляда. Впрочем, даже заговори он с касотцем, ничего не изменилось бы: солдатам, судя по всему, строго-настрого запретили общаться к заключенным. Все вопросы, с которыми Дэмьен поначалу — да и то изредка, — обращался к своим тюремщикам, все они оставались без ответа.
Он как раз пребывал в одном из периодов апатии, когда лязгнула дверь, и в темницу вошли несколько солдат — вместо одного, как обычно. Дэмьен не смотрел на них, но по звуку шагов угадал их число. Это было настолько странно, что стена безразличия пошла трещинами, и в душе слабо шевельнулось удивление. Дэмьен приподнялся на локте, и тут же ему сунули факел почти в самое лицо. Он отпрянул и загородился рукой — красноватый свет больно резал привыкшие к сумраку глаза.
По-прежнему ничего не видя, он угадал обострившимся слухом, как к нему подступили двое, чьи-то руки схватили его за запястья рядом с обручами кандалов.
— Сидите смирно, герр Кириан, — проговорил простуженный голос. — Мы снимем с вас цепи.
Дэмьен вздрогнул, словно в него ударила молния.
— Что случилось? — хрипло спросил он, с трудом заставив собственный голос повиноваться.
— Приказано перевести вас в башню.
— Зачем?
Никто не ответил. Дэмьен подавил раздражение и острое нетерпение, заставил себя успокоиться и собраться с мыслями. Его переводят из подземелья в башню, и это может означать только одно: от Тео пришло послание. Что он ответил на дерзкое предложение Бардена обменять жизнь наследного принца на территорию долины Северного Ветра? Если Дэмьена переводят вместо того, чтобы немедленно казнить, значит… значит, он дал согласие? Или, по крайней мере, начал переговоры вместо того, чтобы раз и навсегда ответить отказом? Это было слишком хорошо, чтоб этому можно было поверить… И все-таки Дэмьену хотелось верить.
С него сняли кандалы ("Наконец-то!" — вырвалось у него против воли), зато на голову напялили мешок из плотной ткани. Напрасная предосторожность — глаза его настолько отвыкли от света, что зрение наверняка отказалось бы служить. Впрочем, будь теперь ночное время…
Солдаты крепко взяли Дэмьена с двух сторон под локти и повели наверх по лестнице с крутыми узкими ступеньками. Вскоре он ощутил, как кожи коснулся прохладный ветерок. Даже ничего не видя, он понял, что находится под открытым небом. Чего бы он ни отдал сейчас за один только глоток свежего летнего воздуха! Увы, при каждом вдохе в рот и нос лезла затхлая пыль, насквозь пропитавшая мешок.
