— Вы безумец! Как этот мир может измениться?
— Может быть, вы и правы, — мягко ответил Хансен. — Но то, что я вижу, — безумец я или нет, — неизбежно.
— Вы отрицаете законы природы? — насмешливо произнес Арфлейн. — Даже глупец признает, что ничто, однажды остынув, нагреться само по себе уже не может. Я понимаю ваши доводы. Но они обманчивы. Смерть, Кристоф Хансен, лишь одна смерть неизбежна. Однажды уже были грязь, зелень, жизнь, — я признаю это. Но они исчезли. Неужели, умерев и остынув, человек вновь оживает со словами: “Я умер, но я вновь жив!” Неужели вы не видите, как логика обманывает вас? Существует ли Ледовая Мать, или она всего лишь символ существующей реальности, ее следует почитать в любом случае. Иначе мы погибнем раньше, чем следует. Вы думаете, я — одержимый религией варвар, но в том, что я говорю, — истина.
— Я завидую вашему умению оставаться при своих убеждениях, — спокойно произнес Хансен.
— А я сожалею о вашем ненужном пессимизме.
Потчнефф смущенно тронул Арфлейна за руку.
— Может, мы продолжим осмотр корабля, капитан?
— Благодарю вас, — резко ответил Арфлейн. — Но я увидел уже все, что меня интересовало. Это хороший корабль. Не дайте ему сгнить.
Не обращая внимания на озабоченного Хансена, Арфлейн перешел на нижнюю палубу, перелез через ограждение и, спустившись по лестнице, пошел к подземному городу, утопая в снегу.
Глава 4
ГОСТИНИЦА “РАЗРУШИТЕЛЬ КОРАБЛЕЙ”
После посещения ледовой шхуны Конрад Арфлейн стал еще более нетерпимым в своем ожидании. До сих пор он еще не получил сообщения от Ульсеннов о состоянии лорда Рорсейна. Он же не пришел к окончательному решению относительно своих собственных дел, но все более склонялся к мысли поступить на ближайший корабль из Брершилла, пусть даже младшим офицером.
Каждый день он приходил на причал гигантского дока, избегая контакта с экипажами всех кораблей, включая “Ледовый дух”.
На четвертое утро на горизонте показался трехмачтовый бриг. Под всеми парусами он мчался к доку, на его мачте развевался флаг Брершилла. Арфлейн улыбнулся, узнав “Нежную девчушку”, китобой под командованием его старого друга, капитана Яраха Бренна. Казалось, что парусник ворвется в ту часть дока, где стояло большинство кораблей. Работавшие там люди в панике бросились прочь, полагая, что судно вышло из-под контроля. Однако, когда до дока осталось совсем немного, “Нежная девчушка” быстро и точно повернула по широкой дуге и, подняв рифы, скользнула в дальний конец строя кораблей, где уже стояли пришвартованные китобои. Арфлейн пошел по льду.
Тяжело дыша, он добрался до “Нежной девчушки” как раз в ту минуту, когда с нее сбросили швартовочные концы.
Ухмыльнувшись, Арфлейн выхватил у удивленного швартовщика костяной костыль и тяжелый железный молоток и начал загонять костыль в лед. Дотянувшись до ближайшего линя, он натянул его и крепко привязал к костылю.
С палубы судна Арфлейн услышал чей-то смех. Подняв голову, он увидел стоящего на краю палубы капитана Яраха Бренна.
— Арфлейн! Неужели ты опустился до швартовщика? Где твой корабль?
Пожав плечами, Арфлейн иронично развел руками, затем, схватившись за швартовы, начал раскачиваться на нем, ухватился за леер ограждения и перебрался через него, встав рядом со старым другом.
— Корабля нет, — ответил он. — Отдан за долги фризгальтийскому торговцу.
Бренн соболезнующе кивнул:
— Полагаю, что ты не последний. Тебе следовало бы остаться китобоем. Что бы ни случилось, для них всегда найдется работа. А ты до сих пор не женился? — затараторил он.
Бренн намекал на эпизод, случившийся шесть лет назад. Арфлейн, желая угодить девушке, на которой он хотел жениться, нанял торговую команду. Только после этого необдуманного шага он понял, что не хочет связывать свою жизнь с женщинами, предъявляющими такие требования.
Грустно улыбнувшись, он вновь пожал плечами.
— Мне не везет, Бренн, сомневаюсь, что я смог бы теперь выследить хотя бы одного кита.
Его друг, невысокий коренастый мужчина с круглым румяным лицом и пушистой бородой, был одет в тяжелый черный мех. Его седеющие волосы были подстрижены слишком коротко для китобоя, но мозоли на руках мог оставить только гарпун. Бренн был известным шкипером в полях как Северного, так и Южного льдов. Сейчас, судя по такелажу, он охотился в Северных льдах.
— Не везет не только тебе, — с отвращением сплюнул Бренн. — Наши трюмы почти пусты. Два бычка и старая корова — весь наш улов. У нас кончилось продовольствие, я хотел продать груз и, пополнив запасы, попытать счастье в Южных льдах. Все труднее искать китов на севере.
Бренн был один из немногих, кто охотился как на севере, так и на юге. Большинство китобоев предпочитали охотиться в одном регионе, поскольку специфика охоты была различной в разных местах. Но Бренн никогда не обращал на это внимания.
— Неужели везде так плохо? — спросил Арфлейн. — Я слышал, что даже тюленей и медведей стало меньше, а моржей не видели уже два сезона.
Бренн поджал губы.
— С помощью Ледовой Матери невезение кончится.
Похлопав Арфлейна по плечу, он отправился на нижнюю палубу, чтобы проследить за разгрузкой нижнего трюма. По кораблю разносился запах китовой крови и ворвани.
— Взгляни на нашу добычу, — сказал он последовавшему за ним Арфлейну. — Мы даже не свежевали их. Затащили на корабль и загрузили трюм целыми тушами.
Свежевание на жаргоне китобоев означало разделение туши кита на части. Как правило, кита разделывали на льду, а затем куски туши при помощи лебедки загружали в трюм. Коль это не понадобилось, улов действительно был мизерным.
Ухватившись за трос, Арфлейн заглянул внутрь трюма и смог различить там замороженные туши трех китов. Он покачал головой. Трех вряд ли хватило бы, чтобы вновь обеспечить корабль продовольствием на длительный рейс к Южным льдам.
Бренн кричал что-то матросам, и они начали спускаться в трюм. Китобои были явно чем-то подавлены и работали чрезвычайно медленно. После каждого рейса доход от улова делился между членами экипажа, доля каждого зависела от количества и размеров пойманных китов. Обычно китобои возвращались в док, имея кучу денег в кармане, тратя их напропалую. При безденежье они становились мрачными и задиристыми. Арфлейн понимал, что Бренн должен приложить немало усилий, чтобы держать команду в подчинении во время стоянки во Фризгальте.
— Где ты остановился? — спокойно спросил он, наблюдая за поднимаемым из трюма первым бычком. На его туловище виднелись следы четырех или пяти гарпунов. Четыре больших плавника приходили в движение при каждом покачивании талей. Как и у всех молодых сухопутных китов, на его теле вырос лишь небольшой волосяной покров. Обычно киты обрастали жесткой шерстью к моменту созревания, в возрасте трех лет. В данном случае бычок длиной двенадцать футов весил всего несколько тонн.
