— Может, выписать из Булли-Толли? — спросил герцог. — Полагаю, кого-кого, а мельников в Тиронге предостаточно.
Староста подавил могучий вздох. Все жители Кассарии любили своего повелителя, но никто тут не заблуждался относительно его хозяйственных способностей.
— Не берите в голову, милорд, — посоветовал Иоффа. — Уладим. Мельница водяная, так что приспособим утопликов али водяных, им это и по статусу подходит, и по специальности. Ундинки опять же без дела мыкаются, давеча вот к монстру Ламахолотскому приставали, извращенки. Бедная тварь в подводной пещере забаррикадировалась.
— Как это?
— Задней частью.
— А как там наш добрый Нунамикус? — тревожно спросил Такангор.
— А этому что сделается? Его ж милорд Карлюза вызвал, а не он сам из праха поднялся — сидит за своей конторкой, прибыля подсчитывает.
— Откуда же прибыль? — против воли заинтересовался Зелг.
— Ну дак кентавры перед концом света решили пожить так, чтоб потом не было стыдно за бесцельно потраченные дни. — Он оглянулся и, заметив, что титан с горгоной приотстали, понизил голос до шепота. — Да и Альгерс как-то Ианиде намекнул, что вот он был-был-был, а потом на тебе Тотомагос там или гухурунда какой-нибудь, и нет его. И будет она, голубушка, слезы лить над его, например, могилкой, а он ей оттуда: «А помнишь ли ты, супруженция драгоценная, как лишнего кувшинчика сидру для меня пожалела?». Вот пока она размышляет в некоторой растерянности, он наверстывает, потому что она быстро перестанет сентиментальностью страдать.
Далее что — поросенков наших обеспечил ошейниками на случай хаоса и неразберихи, все как полагается — жетон с адресом, по которому свинов можно вернуть за вознаграждение, если они потеряются. Я написал — за скромное вознаграждение, — признался Иоффа.
— Правильно, — одобрил Такангор. — Негоже грабить отчаявшихся людей. Сколько дадут, столько и ладушки.
— Теперь про коварное нашествие.
— Вы и про нашествие знаете? — изумился Зелг.
— Кто ж про него не знает. Мне этот прощелыга Люфгорн никогда не казался, — доверительно признался Иоффа, демонстрируя завидную легкость ориентирования в сложных лабиринтах международной политики. — Все наши кинулись в добровольцы, но мы призвали не путать энтузиазм с идиотизмом и отмели всех, кто умрет окончательно от «Слова Дардагона». Призраки подслушивали, — пояснил он, если кто еще не понял, откуда такая осведомленность. — Мы сопоставили статью в «Усыпальнице», последние безобразия, прибытие этой старой гарпии и сформировали Полк Пугающей Простоты. Штандарт временно отобрали у Полка «Великая Тякюсения» с небольшим мордобоем в пользу нового воинского формирования. Списки пригодных к сражению уже отправлены в замок вместе с верноподданным подношением вашей светлости.
— А подношение-то за что?
— Поздравление в связи с присуждением вашей светлости Зверопуса Второй категории. Это ж такое событие! Ваши предки отродясь подобной чести не удостаивались, небось скачут от радости и зависти по склепам да мавзолеям. Кстати, чуть не забыл. Склеп для его светлости Узандафа прибран, торжественно украшен и набит под завязку его любимыми детективами на тот случай, ежели мы его оттуда не вынем сразу, как он очнется, так чтобы не скучал.
— Зачем дедушке склеп? — тихо спросил молодой некромант, уже зная ответ и понимая, каким болваном себя выставляет.
Но ему попались не подданные, а чистое золото. Иоффа даже глазом не моргнул, а подошедший Альгерс потрепал его по рукаву так по-отцовски сочувственно, что даже в носу защипало от переизбытка чувств. Ианида с чуткостью, присущей всем особам женского пола, поняла, что от этого мужского братства внятного ответа не дождешься, и взяла дело в свои руки.
— Вот кто-кто, а его светлость Узандаф решительно зависит от самой Кассарии. Нападение Генсена, как вы, несомненно, помните, лишило его собственных сил, и потому он питался исключительно ее мощью. Какое-то время он будет пребывать в мирах, нам неведомых.
Такангор окинул герцога быстрым взглядом.
— Скачите в замок, — сказал он. — Может, успеете пожелать ему спокойного отдыха.
* * *
— Быстрее, быстрее, любезный! Что вы там, заснули, что ли? Мы же не на похоронах!!! Гоните во весь дух! — вопил господин Папата, изо всех сил дергая за шелковый шнурок, привязанный к руке кучера.
Тот лихо взвизгнул и щелкнул кнутом. Для него, как и для всей челяди, приставленной графом да Унара к почтенному библиотекарю, наступил момент переосмысления сущего. Еще вчера он возил господина Папату в университетскую библиотеку и всю дорогу слушал жалобы на нестерпимую тряску, собственную неосторожность и — стоило только карете ускориться настолько, чтобы обогнать престарелую даму, ковыляющую с клюкой — на неистовую скачку, неоправданно опасную на улицах перенаселенной столицы. Славный библиотекарь не доверял ни кучеру, ни лошадям, ни экипажу, в котором ехал, полагая, что первый втайне жаждет его смерти, вторые по природе своей дикие звери и, дай им только волю, помчатся быстрее ветра и нигде не остановятся, так что спустя годы по какой-нибудь безлюдной местности будет громыхать экипаж с иссохшим скелетом несчастного ездока на изъеденном временем и непогодой сидении. Что касается самой кареты, то господин Папата твердо знал, что рано или поздно она развалится на части, колеса отскочат, крыша рухнет ему на голову, и все это случится потому, что карета только и ждет удобного момента, чтобы укокошить беззащитного пассажира. Мнения своего он ни от кого не скрывал, охотно оповещая окружающих о том, что беспечность и легкомыслие послужат причиной их преждевременной гибели. Слуги привыкли к его чудачествам, смирились с вечным ворчанием и внезапная перемена их сильно напугала.
Когда господин Папата сбежал по ступеням, путаясь в полах своей библиотекарской мантии, не глядя под ноги, не опасаясь сломать себе шею, они уже почувствовали себя не в своей тарелке. Но когда он потребовал запрячь экипаж самыми быстрыми скакунами из графской конюшни и гнать что есть мочи к его дому, по дворцу да Унара поползли зловещие слухи. Предполагали разное: от эпидемии новой неизлечимой болезни до скорого конца света и делали ставки на то, кто окажется прав.
Конечно, слуги Начальника Тайной Службы королевства лучше других были натренированы угадывать истину, но на сей раз призовой фонд не достался никому.
Еще за час до описанных нами событий господин Папата рассеянно пообедал, назвав лакея «голубушкой» и похвалив отличный суп. Привычный уже лакей не стал уточнять, что он не голубушка, а голубчик, запеканка — не суп, и просто принес десерт, однако библиотекарь уже вернулся к работе, и соблазнить его воздушным пирогом не удалось. Поэтому лакей вернул пирог на кухню, полагая, что подаст его к ужину, а горничные занялись уборкой столовой. Дворецкий в коридоре руководил охотой на мышей; повар на кухне возмущенно заявлял, что граф, человек, бесспорно, великий, даже в дни государственных кризисов не пренебрегал его выпечкой; посудомойки вцепились друг другу в волосы из-за нового красавца-конюха; словом, ничто не предвещало грозы, когда господин Папата выбежал из своих покоев с диким криком «Коня! Коня мне!». Когда же ему напомнили, что он ни разу не ездил верхом за шестьдесят с лишним лет своей жизни и что именно сегодня начинать смысла не имеет, потребовал карету с умелым кучером, не боящимся быстрой езды, и нетерпеливо подгонял слуг все время, пока они собирали его в дорогу.
