Забарн низко поклонился и вышел в коридор. Но не успел даже смокнуть звук его шагов, как кто-то торопливо подбежал к верховному харкану. Тоэль Локайну напряг слух.
— Что там ещё? — громко и требовательно вопросил он. Его невольно охватило тревожное предчувствие.
Харкан поспешно вернулся.
— Повелитель! Дозорные из разъезда сообщили, что с юга показалась большая армия. До неё меньше дня пути, — озабоченно доложил Забарн.
Тоэль Локайну показалось, что в груди у него разверзлась ледяная пустыня. Вот оно — Тэзу а са’кхитуни! Проклятье Бессмертных! Он всегда считал, что оно — не более, чем легенда, но сейчас, кажется, готов был в него поверить.
Забарн терпеливо ждал. Он стоял в лёгком полупоклоне и молча смотрел на повелителя.
— Оставь в городе только необходимое, — наконец медленно произнёс Тоэль Локайну. — А всё остальное двинешь навстречу врагу… Выступаем не позже, чем через час!.. Мы должны опередить их! — Тоэль Локайну подчёркнуто выделил слово «должны». — Всех кого можно отправить на поиски Отмеченного прямо сейчас — отправляй немедленно!.. Это всё!
Забарн поспешно поклонился и бросился вон, насколько это у него получалось. Повелитель был не в духе. Очень не в духе! И Забарн не мог себе позволить ни секунды промедления: пусть он и самый талантливый военоначальник, но, как подсказывал ему опыт, это далеко не всегда оказывается самым решающим аргументом.
На этот раз шаги харкана в коридоре смолкли очень быстро. Тоэль Локайну снова задумчиво взглянул на город и вышел вслед за Забарном. Надо было спешить. Ещё больше спешить! Даже если ещё больше было уже невозможно…
Трава нод ногой упруго пружинила и чуть слышно шуршала. Они бежали уже давно, и Рин заметно подустал, видимо, так ещё до конца и не оправившись. К тому же, вся левая половина груди, по-прежнему, нестерпимо ныла. Но более всего его утомляла необходимость беспрерывно уворачиваться от летящих навстречу ветвей деревьев, не забывая при этом, внимательно смотреть себе под ноги, дабы не споткнуться.
«Кто же он, этот Пайк Даггемо?» — думал Рин, мчась следом за широкоплечим рыцарем. Он усиленно пытался вспомнить о нём, хоть что-нибудь, но лишь беспомощно метался в истерзанном мире своих воспоминаний. Едва только он касался своим мысленным взором прошлого, как тут же перед ним возникали столь дорогие его сердцу образы: ади Питри, Кана, отец и мать, Лик и Алша, старина Таркуд, и рыдания тут же горьким комом подступали к его горлу. Хотя, видит Всесущный, душили его отнюдь не слёзы, а ярость, и ему не терпелось прямо сейчас наброситься на этого ади Даггемо с сотней вопросов. Рин страстно желал знать, что это за враг вторгнулся в Имрию, что сталось с Индэрном и со всеми теми, кого он оставил в Оленьей тропе, и, самое главное — когда они, наконец, перестанут бежать?! Для него сейчас было в тысячу раз лучше ринуться в безнадёжное сражение и принять от рук бесчисленных врагов смерть, чем бегать по лесам, подобно гонимым охотниками оленям. Но, к величайшей его досаде, обещанный привал так и не наступал.
Прошло, наверное, ещё с четверть часа, прежде чем они, наконец-то, остановились. Рин тяжело опёрся рукой о дерево, пытаясь успокоить дыхание. Посмотрев вперёд, он понял, что привал был вынужденным: в этом месте лес обрывался, и его сменяла широкая полоса полей. Не иначе, как они добежали до самого Ранса!
Едва Рин вновь обрёл способность говорить, как он тут же присел рядом с ади Даггемо.
— Куда мы бежим, Ваша Решимость? И сколько ещё мы будем бежать? Разве за нами кто-нибудь гониться? А если даже и так, то не достойней ли было бы, встретить врага лицом к лицу, пусть даже и без малейшей надежды на спасение? — накинулся на него с вопросами и упрёками юноша. — Разве пристало добрым воинам бежать, подобно испуганной дичи при звуке охотничего рога?
Хайес, всё ещё тяжело дыша, с удивлением посмотрел на Рина.
— Ты, я вижу храбрый юноша! — немного задыхаясь, произнёс он. — Но вот, что я тебе скажу! Принять героическую смерть, без сомнения, дело в высшей степени достойное и славное! Тут я не буду с тобой спорить… Но, думаю, ты согласишься, что когда у тебя долг чести, и он предписывает тебе отдать свою жизнь вовсе не здесь и не сейчас, то ты вынужден ему подчиниться, как бы тебе это не нравилось. К тому же, противника-то мы так ещё и не повстречали! — вдруг хитро прищурился Хайес.
— Но, позвольте, Ваша Решимость! — возмутился Рин. — Как же можно встретить противника, убегая от него?
От столь обидных слов Хайес тут же побагровел и, по всему видно, собрался уже было во весь голос раявкнуть на зарвавшегося юнца, но вовремя спохватился.
— Глупый молокосос! — зло прошипел он. — Да будет тебе известно, что я вовсе не убегал, как ты имел наглость сейчас заявить, а спасал бесценную жизнь То Сомма, — яростно ткнул пальцем в сторону айвонца рыцарь, — достопочтимого посла купеческой гильдии фрааского города Парн! Что и является моим долгом чести, как перед самим достопочтимым послом, так и перед всеми членами купеческой гильдии, перед которыми я троекратно поклялся, призвав в свидетели всех искуплённых и самого Всесущного, что сделаю всё от меня зависящее, дабы защитить достопочтимого посла от любых опасностей, выпавших нам, волею Божьей, во время нашего путешествия! Что я и делаю, оставаясь верным своему долгу!
— Но иногда, Ваша Решимость, честь может потребовать от нас действовать и вопреки данному слову! — не сдавался Рин. — На нашу страну коварно напал враг! И я думаю, что, в сложившихся обстоятельствах, досточтимый господин посол, наверняка, посчитает вас свободным, от данного вами ему и его товарищам слова!
— Сто тысяч орхатов! — взревел Хайес, вскаивая на ноги. — Ты смеешь учить меня, как мне следует поступать в делах чести?!
От грозного рыка рыцаря айвонец и все шоэны тоже тот час же повскакивали и теперь встревожено смотрели на них.
— Да пойми ты, глупый юнец! — с тем же бешенством, но уже в полголоса, вновь набросился на Рина Хайес. — Ведь я знал, что Индэрн обречён, ещё до того, как самый первый вражеский солдат ринулся к его стенам! Доблестно пасть с мечом в руке — дело нехитрое! А ты попробуй сдержать слово и вывести из осаждённого города того, кто положился на твоё доброе имя и без колебаний вверил тебе свою жизнь! Война только началась, и возможность славно умереть — представиться ещё не раз! Но до того, долг чести должен быть исполнен!.. Как только достопочтимый господин посол окажется вне опасности, и я сочту себя свободным от данного ему слова, то я тут же смогу, уже без какого-нибудь ущерба для своей чести, скрестить с врагом свой меч, а ещё лучше — копьё!.. Вот так, юный упрямец!
