Подняв фиал, Фродо посмотрел вперед и увидел серость, которую не могло пробить или осветить сияние звездного сосуда. Поперек туннеля была натянута обширная паутина, похожая на работу паука, но гораздо более густая, и каждая паутинка была толщиной с веревку.
Сэм угрюмо рассмеялся.
— Паутина! — сказал он. — Это все? Паутина! Значит, это паук.
В ярости он ударил по ближайшей нити мечом, но не смог перерубить ее. Она немного поддалась, но потом распрямилась, как натянутая тетива, и отбросила меч и державшую его руку. Трижды Сэм бил изо всей силы, и наконец одна-единственная прядка из всех бесчисленных прядей щелкнула, лопнула и свилась в воздухе. Одни конец ее ударил Сэма по руке, и тот закричал от боли и поднес руку ко рту.
— Потребуется много дней, чтобы очистить дорогу таким образом, — сказал он. — Что же делать? Не вернулись ли глаза?
— Нет, пока не видно, — ответил Фродо. — Но я по-прежнему чувствую, что они смотрят на меня или думают обо мне — может быть, составляют новый план. Если этот свет ослабеет, они быстро окажутся здесь.
— Пойманы в самом конце! — горько сказал Сэм; гнев победил в нем усталость и отчаяние. — Птенцы в гнезде. Пусть проклятие Фарамира упадет на Горлума и побыстрее!
— Это не поможет нам теперь, — заметил Фродо. — Посмотрим, что может сделать жало. Это эльфийское лезвие. В темных долинах Белерианда, где оно было выковано, висели паутины ужаса. А ты будь начеку и смотри назад. Вот, возьми звездный сосуд. И не бойся. Держи его высоко и карауль.
Фродо подошел к огромной серой сети, размахнулся, нанес свистящий удар по целой пряди нитей и тут же отступил. Голубое сверкающее лезвие прорезало их: как трава под косой, они дернулись и повисли, покачиваясь. Появилось большое отверстие.
Удар за ударом наносил он, пока вся сеть в пределах его досягаемости не была разрублена и концы ее висели, покачиваясь как бы от легкого ветерка. Ловушка была разорвана.
— Идем! — воскликнул Фродо. — Вперед!
Дикая радость спасения из самого отчаянного положения неожиданно заполнила его мозг. Голова его закружилась как от глотка крепкого вина. Он подпрыгнул и закричал.
Темная земля показалась ему светлой, когда взгляд его вырвался из подземной ночи. Большие столбы дыма поднимались и становились тоньше, проходил последний час унылого дня; красное зарево Мордора превратилось в унылую полумглу. Но Фродо казалось, что он смотрит на утро неожиданной надежды. Он почти достиг вершины стены. Осталось немного. И ущелье Кирит Унгол было перед ним зазубриной в черноте хребта, и скальные рога возвышались с обеих сторон его. Короткий переход, и он минует их!
— Тропа, Сэм! — воскликнул он, не замечая высоты своего голоса, который вырвавшись из удушающей атмосферы туннеля, звенел резко и чисто. — Тропа! Беги, беги, и мы вырвемся, прежде чем кто-нибудь сумеет остановить нас!
Сэм шел за ним так быстро, как позволяли его несгибающиеся ноги; но радуясь свободе, он был беспокоен и все время оглядывался назад, на темную арку туннеля, опасаясь увидеть глаза или какую-нибудь невообразимую фигуру, преследующую их. Слишком мало он и его хозяин знали о коварстве Шелоб. У нее было много выходов из логова.
Здесь жила она долгие века, злое существо в виде паука, одно из тех чудовищ, что жили в земле эльфов на западе, которая сейчас затоплена морем. С таким чудовищами сражался Берен в Горах Ужаса в Дориате, прежде чем встретился с Лютиен на зеленой лужайке, поросшей болиголовом и освещенной лунным светом, давным-давно. Как появилась здесь Шелоб, как спаслась, не говорят, потому что мало сказаний дошло от темных лет. Но она была здесь до Саурона и до первых камней Барад-Дура; она не служила никому, только себе, пила кровушку эльфов и людей, раздувалась и жирела от своих бесконечных пиров, плела повсюду свои сети. Все живые существа были ее пищей. Далеко разбросала она свое отродье — выродков от встреч с собственным потомством, которых она потом убивала; ее отпрыски пробирались от ущелья к ущелью от Эфел Дуата на востоке до Дол Гулдура и крепостей Чернолесья. Но никто не мог соперничать с ней, Шелоб великой, последним порождением Унголиант, созданным, чтобы беспокоить несчастный мир.
Много лет назад увидел ее Горлум-Смеагорл, который бродил по темным норам и переходам, увидел и преклонился перед нею, и чернота ее злобы победила его, оторвала от света и радости. Он пообещал приводить к ней добычу. Но то, к чему он стремился, ее не интересовало. Ничего она или почти ничего не знала о башнях, о Кольцах, о том, что создано рукой или мозгом — она хотела только убивать и поглощать свои жертвы, жиреть и раздуваться, пока земля не сможет больше выдерживать ее.
Однако теперь она давно уже была голодна, прячась в своем логове, так как сила Саурона росла и жизнь бежала от его границ. Город в долине умер, и ни люди, ни эльфы больше не приходили сюда, лишь изредка несчастные орки. Плохая еда и очень осторожная. Но Шелоб должна была есть, и так как орки прорывали все новые пути из башен и от тропы, она ловила их. Но ей хотелось более сладкого мяса. И Горлум привел к ней добычу.
— Посмотрим, посмотрим, — часто говорил он себе на опасных дорогах от Эмин Муила к башне Моргула, — посмотрим. Может быть так, о да, может быть, что когда она отбросит кости и одежду, мы найдем ее, найдем ее, драгоценность, награду бедному Смеагорлу, который привел хорошую еду. И мы спасем драгоценность, как мы и обещали. О да. А когда мы найдем ее, она об этом узнает, она за все заплатит, о да, моя прелесть. Все тогда заплатят!
Так он думал, надеясь скрыть от нее свои мысли, даже когда он снова появился перед ней, низко кланяясь. Спутники его в это время спали.
Что касается Саурона, то он знал, где она скрывается. Ему нравилось, что она живет здесь, голодная, но неизменная в своей злобе, надежный страж древней тропы в его землю. А орки, хоть они и верные рабы, но их у него предостаточно. Если Шелоб время от времени ловит их, чтобы поддерживать свой аппетит, что ж, на здоровье: он поделится с нею. И как иногда человек бросает лакомство своей кошке (моя кошка, называл он ее, хотя она и не принадлежала ему), так Саурон посылал ей пленников, которых больше не мог использовать: он велел отводить их к ее норе и затем выслушивал рассказы об ее играх.
