Впрочем, спокойствие это было не полным, примешивалась к нему изрядная доля тревоги. Во-первых, Грэм ни на минуту не забывал, что рано или поздно люди Крэста обнаружат беглецов в этом теплом уютном гнездышке. А поскольку никаких сведений о перемещениях и местонахождении истрийцев у них не было, Грэм тревожился вдвойне. К тому же он знал, что арендаторы — да и слуги, — его боятся. Вернее, не то чтобы боятся, а опасаются и находят очень странным, непохожим на обычного помещика и нобиля. Он знал, что люди обсуждают его, Роджера (которого сочли телохранителем молодого князя) и Илис, статус которой для местных оставался неясен. Такие пересуды к добру привести не могли. Дом стоял очень уединенно, но слухи имели свойство распространяться с потрясающей быстротой. А если эти слухи дойдут до Крэста или его людей… Кто знает, какие они выводы сделают.
Роджер тоже скучал. Ему, прожженному авантюристу и искателю приключений, приходилось еще тяжелее, чем Грэму. Его тоску не скрашивала даже Илис, которая в последнее время предпочитала общаться с Гатой. Девушки очень сдружились и постоянно норовили улизнуть куда-нибудь вместе, оставив Роджера одного. Тот болтался по дому, злой и раздраженный, а потом уходил куда-то, и пропадал целыми днями. Только Рондра знала, где он был и чем занимался во время своих отлучек. Как-то раз он обмолвился, что с удовольствием ушел бы из этого тоскливого места, если бы его здесь не держал один человек. Кто этот человек, он не сказал, но все было и так ясно. Илис же продолжала изводить своего охранника, делая вид, что ничегошеньки не понимает. Оставалось только догадываться, какие страсти кипели в душе у Роджера.
И еще кое-что тревожило Грэма: внимание, которые Гата слишком явно оказывала Роджеру. Она не скрывала своих симпатий ни от брата, ни от самого Роджера, и это очень не нравилось Грэму. Он знал, что представляет собой его приятель, и ему не хотелось, чтобы девушка нажила себе неприятности. Едва ли она заблуждалась относительно сущности Роджера, но это ее не пугало и не смущало; кажется, она уж и позабыла, как назвала его когда-то опасным человеком и убийцей.
Миновал март и большая часть апреля. Весна, наконец, пришла в Наи, и в мирном уединенном уголке стало тепло, зелено от распустившихся деревьев. Вся компания стала больше времени проводить вне дома; девушки пускались в далекие прогулки по окрестным лесам и полям. Гата скучала по охотничьим забавам, но здесь у нее не было ни собак, ни любимого сокола, и она не имела возможности устроить любимое развлечение. Но и возвращаться в замок она тоже не желала, утверждая, что лучше уж не развлекаться здесь, чем развлекаться там. Не утешало ее даже то, что Нинель, верно, уехала в дом мужа. О матери, оставшейся одной, Гата, кажется, даже не думала.
Грэм тоже стал большее время проводить на прогулках. В доме было абсолютно нечем заняться, а на свежем воздухе он отыскал наконец себе дело. Соскучившись по звону стали, он предложил Роджеру позаниматься с мечами. Тот охотно согласился, и теперь они целыми днями пропадали в поле, гоняя друг друга по молодой траве и пугая крестьян. Грэм по-прежнему сильно проигрывал Роджеру, но тот — скорее, от скуки, нежели от щедроты душевной, — стал учить его, хотя сразу заявил, что до его уровня Грэм никогда не дотянет. Грэм и сам это понимал, но согласиться вслух не позволяла гордость. Вскоре их уединение было нарушено: Гата прознала, чем они занимаются, и пожелала поучаствовать в поединках. Роджер был против, но Гата его переупрямила, да и Грэм встал на ее сторону. Он уверил Роджера, что сестра неплохо фехтует, и уговорил допустить ее в компанию. Решающим аргументом послужило то, что Илис, оставшаяся без подруги, с тяжкими вздохами присоединилась к их обществу, поскольку деваться ей было некуда и в одиночестве гулять не хотелось.
Обычно Грэм и Роджер тренировались на облюбованной ими полянке, вдали от господского дома и от ферм. Сюда и пришла вся компания. Илис уселась на травке и заявила, что она в их глупостях (поскольку ничего глупее, чем драка для собственного удовольствия, она представить себе не может) участвовать не собирается, и если они хотят рубить друг друга в капусту, она мешать не будет, а просто полюбуется на это зрелище. Роджер в ее сторону и бровью не повел. Казалось, его интересует только Гата. Встав перед нею, он предложил:
— Ну что, княжна, покажи свое умение.
Гата с готовностью сняла свой камзольчик и вытащила из ножен меч. Усмехаясь, Роджер наблюдал за ее приготовлениями, затем скинул рубаху и достал один меч, отбросив в сторону второй. Гата запротестовала, но он коротко бросил: "С тебя и этого хватит". Девушка умолкла, внимание ее переключилось на обнаженный торс Роджера. Посмотреть, действительно, было на что: сложен Роджер был на загляденье, а уж множество шрамов — старых и не очень — наверняка заставляли чаще биться не одно девичье сердце. Особенно впечатлял шрам, идущий из паха через весь живот; Грэм уже видел его, но так и не решился спросить, откуда он взялся. Вряд ли Роджер захотел бы отвечать, ведь после такого ранения было трудно выжить.
Не дожидаясь, пока Гата вдоволь налюбуется, Роджер пошел в атаку. Спуску он ей не давал, и скоро загонял так, что гордая княжна взмолилась о пощаде. Роджера ей было не одолеть: и Грэм-то побеждал ее без особенного труда еще шесть лет назад, а уж такой профессиональный убийца, как его побратим, мог сделать ее и одной левой. Роджер, услышав отчаянный крик Гаты, отступил, ухмыляясь. Он даже не запыхался, тогда как девушка вся взмокла и раскраснелась.
— В жизни не видела такого классного бойца, — честно сказала Гата, с неприкрытым восхищением глядя на противника. — Ты здорово сражаешься, Роджер.
Роджер насмешливо отсалютовал ей мечом и ответил:
— Это моя профессия.
Несмотря на поражение, Гата не перестала искать их общества, и даже уговорила Роджера позаниматься с ней. Тот согласился очень неохотно, попутно объяснив княжне, что он думает о женщинах, берущих в руки меч, чем вогнал бедную девушку в краску.
Гата быстро делала успехи, но после занятий с ним ходила в синяках и порезах. Роджер, жестокий учитель, не делал ей никаких скидок.
Однажды утром, когда Грэм сидел над счетами, Гата появилась у него в кабинете и бесцеремонно плюхнулась в кресло напротив.
— В чем дело? — удивился Грэм. Раньше сестра никогда не нарушала его утреннего уединения.
— У меня к тебе просьба, — отозвалась Гата. — Но сначала — вопрос. Когда ты собираешься уезжать?
Грэм пожал плечами.
— Через пару месяцев, возможно. А что?
— Ты не мог бы уговорить Роджера остаться?
