— Богиня.
— Возможно, — не стал спорить Карл. — И ведь во мне действительно есть много такого, что редко встречается среди людей.
— Ты Долгоидущий, — кивнул Конрад. — Это редкий дар.
— Я вижу сквозь Тьму.
— Я догадался, — Конрад, наконец, раскурил свою трубку и теперь, не торопясь, ею попыхивал. — Между нами говоря, я тоже. Не всегда, с трудом и омерзением, но вижу.
— Я вызываю рефлеты, хотя никогда этому не учился, и на меня не действует магия.
— Вот, как!
— Вот, так, Конрад.
— Что ж, может быть, — согласился Конрад. — Значит, все-таки боги… Но что же им надо?
— Не знаю, — покачал головой Карл. — Но подозреваю, что дары богов оплачиваются смертью. Прочитай завещание…
Через четверть часа они расстались.
* * *
— Свидетельствую, — сказал, подойдя к ним, Конрад и положил свою ладонь на их опутанные венчальной лентой руки.
— Свидетельствую, — сказала Валерия, возлагая руку поверх руки Конрада.
Я любил твою мать, — сказал ей Карл.
Я знаю, отец, — ответила Валерия. — Но мать умерла тридцать лет назад.
— Свидетельствую, — сказал Август.
— Свидетельствую, — сказала Виктория.
Я обещал, — сказал Карл. — Еще не завершилась ночь в зале Врат, а ты уже коронована и стала моей женой.
Ты не солгал, Карл Ругер, — ответила Дебора с улыбкой. — Я знаю, ты никогда не лжешь, и наши дети не будут бастардами.
В сером тумане ее глаз вставало солнце счастья, такое ослепительно золотое, что, Карлу показалось, что он тает в его лучах, растворяется в безбрежном пространстве ее глаз, но…
Что ты задумал скрыть от меня на этот раз? — Спросила она, не отпуская улыбки, но скрыть от него тень тревоги все-таки не смогла.
«Только не ей! — Взмолился он в душе, понимая, впрочем, всю тщетность подобного рода молитв. — Великие боги, ну почему я должен…!»
Но делать было нечего. Суд богов — жестокий суд.
Ничего, — ответил он ей, чувствуя, как холод разлуки превращает его сердце в лед. — Ничего…
«Прощай…»
Никогда в жизни, это слово не давалось ему так мучительно трудно, но любовь и долг перед тем, кого любишь, оказались сильнее даже тех принципов, которым, приняв их много лет назад, Карл никогда не изменял.
Не лгать.
Но он солгал. И не тогда, когда несколько часов назад ответил ложью на ее прямой вопрос. Он солгал Деборе раньше, когда, обещал никогда не оставлять ее одну.
«Прощай».
Она спала сейчас, но сон не смерть… Впрочем, когда ему это было нужно, Карл умел двигаться так тихо, что даже Дебора с ее чутким сном и сердцем, казалось, бьющимся в одном ритме с его собственным сердцем, ничего бы не услышала. Она и не услышала. Не проснулась. Спала. Такая красивая, что даже его сердце, схваченное льдом разлуки, сжималось от боли и любви.
«Закончилась третья стража… Прощай, Дебора. Да, хранят тебя боги Высокого Неба».
Он двигался совершенно бесшумно. Не скрипнула половица, не звякнула сталь на перевязи… Бесплотной тенью он покинул спальню господарки Деборы и пошел прочь, подгоняемый нетерпеливыми окриками Мотты. Мотта ждала, она требовала исполнения Договора.
Густая тень в дальнем конце анфилады сгустилась в пятно аспидно-черной тьмы, и навстречу Карлу легко и бесшумно скользнул огромный зверь.
Ты уходишь, — сказали узкие вертикально расположенные зрачки адата. — Зачем?
Так надо, — ответил Карл. И это была правда.
«Так надо… Так…»
Она будет горевать, — желтые глаза охотника смотрели ему прямо в глаза.
Будет, — согласился Карл. — Но если она пойдет со мной, то горе, возможно, ее убьет.
Смерть, — кивнул адат. — Мы все когда-нибудь умрем.
Я хочу, чтобы она жила.
Я не смогу этого скрыть, — в глазах адата растекалась тоска. — Она мой человек, а я ее зверь.
Ты не зверь, — возразил Карл. — И ты должен сделать так, чтобы она жила. Если ее не защитишь ты, то кто?
Иди, друг, — глаза адата засветились неожиданно вспыхнувшим в них темным огнем. — Иди, боец. Я сделаю так, как ты хочешь.
Мгновение, и его не стало.
«Прощай».
Карл миновал анфиладу, спустился по винтовой лестнице, и, пройдя мимо двух постов стражи, вышел к крытой галерее, ведущей к малым дворцовым конюшням. Здесь его ждали Август и Виктория.
— Твой конь оседлан, Карл. — Сказал Август.
— Спасибо, Август.
— Не за что, — пожал плечами человек, которого отныне будут называть графом Ругером. — Это такая малость, Карл… Ты же знаешь…
— Я знаю, Август, — Не смотря ни на что, Карл был рад встретить его на последней дороге. — И я благодарен судьбе, что она дала мне такого внука. Прощай!
— Прощай, Карл, — ответил Август и склонил голову в поклоне.
— Прощай, — сказала Виктория. — И не думай ни о чем. Мы будем с Деборой столько, сколько нужно. Если понадобится, всегда.
— Спасибо, — поклонился ей Карл. — Прощай.
Он прошел галерею насквозь, отворил дверь, ведущую в маленький внутренний дворик, где уже явственно пахло конюшней, и увидел еще двоих, вышедших проводить его в последнюю дорогу.
— Мне придется совершить какой-нибудь невероятный подвиг, — с мрачной усмешкой сказал Конрад, делая шаг навстречу Карлу. — Иначе Валерия никогда меня не простит.
— Ты победишь нойонов и восстановишь империю. Я думаю, этого будет достаточно.
— Предпочел бы, чтобы это сделал ты, но… Прощай Карл! И до встречи в Хрустальных Чертогах.
— Прощай, Конрад. Мне хорошо было быть твоим другом.
— Прощайте, господин мой Карл, — сказал, подходя к ним, Строитель Март. — Но хотел бы напомнить, пока Хозяйка Пределов не поцеловала вас в лоб, смерти нет.
— Я запомню ваши слова, Строитель.
Карл поклонился и пошел прочь.
Солнце уже вставало над лесами Заречья, когда Карл покинул Гароссу.
«Прощай», — сказал он высокому небу, в котором фиолетовый, чуть смазанный киноварью цвет уходящей ночи уже размывался голубыми оттенками наступающего утра.
Я пришел, — сказал он, выходя из Зеркала Дня в серебристое мерцание зала Врат, бережно хранившего мгновение его ухода.
Здесь ничего не изменилось, и по-прежнему горел и не сгорал отброшенный Карлом за ненадобностью факел. Давным-давно. Секунду назад.
Карл медленно вернулся к дверям, через которые однажды вошел в зал Врат, постоял мгновение, глядя на две женские фигуры — белую и черную — и ощущая совершенно не знакомое ему чувство одиночества, и, наконец, спустившись по короткой лестнице, вступил на черную тропу.