Рэйн сгреб Сельдена за плечи и бросил его в руки к матери. Кефрия молча прижала сына к себе. Это вправду был ее сын, чешуя там, не чешуя. Она крепко обняла его и ощутила, как ладонь Роники плотнее обхватила ее руку.
Вестриты держались вместе — и будь что будет!
— Никто не в силах вернуть мертвую, Сельден, — в гробовой тишине проговорил Рэйн. — Просить бесполезно, потому что Малта мертва. — Он смотрел вверх, на Тинталью, и случайная игра факельного света вдруг придала его лицу удивительно драконьи черты. — Кефрия права! — сказал он. — Меня ты не обманешь, как и ее. Что бы ты ни сделала для Удачного или пообещала сделать в дальнейшем, я хочу, чтобы все увидели тебя такой, какова ты есть, без прикрас! Может, тогда другие не поддадутся твоим чарам! — Он оглянулся на горожан и широко развел руки: — Услышьте меня, люди Удачного! Она околдовала вас, ослепила своим великолепием! А на самом деле ей нельзя ни верить, ни тем более доверять! Она и не подумает выполнять данные вам обещания! Она дождется удобного момента — и попросту отбросит все договоренности, заявив, что столь величественное создание, как она сама, не может быть связано словом, данным ничтожным козявкам вроде нас! Если вы поможете ей, вы возродите себе на голову целую расу бессердечных тиранов! Лучше дайте ей отпор прямо сейчас, пока она еще одинока!
Тинталья взревела так, что сами звезды небесные, не иначе, покачнулись от ее крика. Кефрия невольно отшатнулась, но даже и теперь никто из Вестритов не побежал. Драконица оторвала передние лапы от верха обломанных стен и с такой силой обрушила их обратно, что сверху вниз ринулась длинная извилистая трещина.
— Как же ты мне надоел! — прошипела Тинталья, обращаясь к Рэйну. — Ты говоришь, я лгу! Ты произносишь ядовитые слова, чтобы отравить умы своих ближних и направить их против меня! Я, значит, лгу? Я нарушаю данное слово? Сам ты ничтожный лгунишка, вот что! Посмотри мне в глаза, человечек! И узри правду!
Ее голова метнулась вниз и вперед, прямо к нему. Рэйн, вооруженный мужеством отчаяния, не двинулся с места. Роника ухватила дочь и попыталась оттащить ее подальше, но Кефрия не сделала ни шагу. Она крепко держала Сельдена, тянувшегося к драконице. Все вместе они походили на скульптурную группу, олицетворявшую страх, любовь, несбыточную надежду. Потом Кефрия услышала, как Рэйн с шумом выдохнул… и не вдыхал больше. Серебряные глаза драконицы мерцали совсем рядом — быстро-быстро, завораживающе. Тинталья не прикасалась к Рэйну, но он сам, напротив, вдруг потянулся к ней, причем все его мышцы страшно напряглись, как если бы он боролся с некоей неодолимой силой. Кефрия тронула его за руку и с испугом ощутила, что его тело затвердело, как каменное. Лишь губы двигались, но и они не издавали ни звука.
А потом глаза Тинтальи внезапно перестали мерцать, и Рэйн тут же рухнул на стылый каменный пол, словно кукла-марионетка с перерезанными нитками. И распростерся, не шевелясь.
Откуда ему было знать, что она способна вот так, без малейшего усилия, коснуться его разума и завладеть им? Глядя ей в глаза, он ощутил ее вмешательство в свои мысли, услышал ее голос. «Глупый, маловерный двуногий! — Тинталья вложила в эти слова всю бездну презрения. — Не смей судить меня по себе! Я не предавала тебя. Ты винишь меня только потому, что не сумел разыскать свою самку, и какое тебе дело, что к тому времени я уже сдержала свое обещание! Я не могла забрать Малту из лодки. Все остальное, что было в моих силах, я сделала. И оставила тебя довершать спасение Малты, но ты не справился. Ты, а не я! Так за что же ты меня попрекаешь? Это твоя неудача, только твоя, несчастный маленький самец. А что касается лжи, в которой ты меня обвиняешь… Ну-ка, раскрой свою душу. Соприкоснись со мной и пойми наконец, что я говорю правду. Твоя Малта жива!»
Прежде Рэйну два раза доводилось соприкасаться душами с Малтой. Им подарила единение таинственная сила сновидческой шкатулки, наполненной тончайшим порошком диводрева. Она совокупила их мысли, так что им приснился один и тот же сон. Это был хороший сон. Во всяком случае, память о нем до сих пор заставляла его кровь быстрее бежать по жилам. В тот раз ему довелось узнать Малту совсем особенным образом. Помимо запаха, осязания и даже вкуса ее губ было что-то еще… что-то такое, что запечатлело в его памяти самую суть любимой.
И вот теперь его разумом завладела драконица. Завладела, не очень-то спрашивая, хотел он того или нет. Он боролся, как только мог, пока не почувствовал, что при посредстве Тинтальи соприкасается с кем-то третьим. Ощущение было далеким и слабым, словно тонкий аромат, принесенный дуновением ветерка. И все-таки он не мог ошибиться. Он узнал Малту. Благодаря Тинталье он чувствовал ее присутствие, но прикоснуться не мог. Примерно то же, что увидеть знакомый силуэт сквозь занавеску окна, или, войдя в комнату, обонять ее запах, или уловить ладонью остатки тепла на опустевшей подушке. Рэйн отчаянно устремился навстречу, но коснуться плоти так и не смог. Лишь почувствовал усилия Тинтальи, ни дать ни взять выпутывавшей след Малты из целого клубка чьих-то мыслей и чувств. Присутствие девушки то ощущалось явно и сильно, то уплывало куда-то в глубину воспоминаний о ветре, дожде и соленой воде.
«Где она? — мысленно закричал Рэйн, обращаясь к драконице. — Как она там?»
«Этот орган чувств не может дать мне сразу столько ответов! — презрительно отозвалась Тинталья. — Ты бы сам попробовал уловить запах звука. Или попробовать на вкус солнечный свет! Это чувство связи, отнюдь не предназначенное, чтобы ты знал, для связи человека и дракона. Ко всему прочему ты лишен способности отвечать, поэтому она не догадывается о твоем стремлении к ней. Я же могу лишь сообщить тебе, что она жива, а где она и что с нею — уволь. Ну что? Убедился? Или по-прежнему будешь обвинять меня во лжи?»
— Я верю… верю! Малта жива! Жива… — хрипло прошептал Рэйн. По этому шепоту, напоминавшему предсмертный, трудно было сразу сказать, что снедало его: жуткая мука или такой же жуткий восторг.
Янни Хупрус уже соскочила с помоста и теперь, безжалостно работая локтями, пропихивалась сквозь толпу, чтобы припасть на колени подле сына.
— Что она с ним сделала? — крикнула Янни, обращаясь к Сельдену.
Кефрия молча смотрела на них. Ее сверлила довольно праздная мысль: догадывалась ли Янни о своем сходстве с драконицей? Тонкая чешуя на ее лбу и губах, неярко светящиеся глаза (это было очень заметно в факельном свете) лишь подчеркивали эффект. Стоя на коленях над Рэйном, Янни еще и смотрела на сына в точности так же, как Тинталья со своей высоты — на них обоих. «Да она сама наполовину драконица, — подумалось Кефрии. — И еще спрашивает!»
Сельден тоже стоял на коленях, но смотрел не на Рэйна, а — зачарованно и восторженно — на Тинталью. Его губы шевелились, словно творя молитву.
— Не знаю, — ответила Кефрия вместо сына. Между тем жених ее дочери наконец зашевелился. Он тоже здорово смахивал на дракона и тем не менее только что рисковал жизнью, чтобы спасти их с Роникой. Значит, сердце у него было по-прежнему человеческое. Кефрия посмотрела на своего сынишку, все так же не отводившего глаз от драконицы. Свет играл на чешуе, украсившей его скулы. И при этом он был готов заслонять собой семью от гнева Тинтальи. Он был по-прежнему сыном Кефрии… и некоторым образом ей хотелось сказать то же о Рэйне. Она бережно положила руку ему на грудь.
— Ты полежи, — сказала она. — Все будет хорошо. Просто полежи пока смирно.
Драконица задрала голову к небесам и торжествующе протрубила.
— Он поверил мне! Самый неверящий — поверил! Теперь вы убедились, люди Удачного: мне не свойственна ложь! Идемте же. Скрепим сделку, о которой договорились, и завтра для каждого из нас начнется новая жизнь!
Но Янни неожиданно вскочила на ноги.
— Я не могу согласиться, — сказала она. — Никаких сделок, пока я доподлинно не выясню, что ты сотворила над моим сыном!
Тинталья мельком покосилась на Рэйна.
— Я всего лишь просветила его, торговец Хупрус, вот и все. Думаю, более он не усомнится во мне.
Тут чешуйчатая рука Рэйна впилась в запястье Кефрии.
— Она жива! — сообщил он ей. Глаза у него были дикие. — Малта в самом деле жива! Я соприкоснулся с ней душами через драконицу.
Кефрия услышала, как рядом с ней тихо, судорожно всхлипнула Роника, но сама никак не могла обрести твердой надежды. В самом деле, как отличить правду от наваждения, созданного Тинтальей?
Медные глаза Рэйна блеснули белками: он собрался с силами и сел на полу.
— Заключай с Удачным любую сделку, какая только тебе по душе, Тинталья, — выговорил он негромко. — Но прежде давай договоримся с тобой кое о чем. — Его голос сделался еще тише. — Ибо ты вручила мне последний кусочек разбитой мозаики. — Он вскинул глаза и сказал: — Я начинаю думать, что могли уцелеть и другие драконы, такие же, как ты.
