— И никто не догадался? Не насчет Маронга, а насчет мастера, — уточнила я, потому что лицо у Лиоры тут же стало встревоженным.
Ну да, конечно. Если в Лагоне станет известно, откуда пришел Маронг, то ему не поздоровится.
— У свободных не было времени, чтобы задуматься, — царственно ответила блондинка. Надо же, быстро справилась с замешательством. — Я использовала это, — и она вытащила из поясной сумки тот самый ажурный шар из косточек. — Его невозможно остановить и очень сложно разрушить. Есть, правда, один маленький недостаток.
Перед ментальным взором у меня развернулся образ: хрупкие, тонкие «косточки» раздаются в стороны, сфера увеличивается и становится более воздушной, а в промежутках между «ребрами» трещат синеватые молнии; движение руки — и сфера взмывает в воздух, а затем начинает метаться из стороны в сторону, прошивая скалу, как пуля — масло. Свободные разбегаются в стороны, кто-то пытается остановить эту смертоносную красоту, но тщетно…
Я кашлянула, выплывая из омута чужих воспоминаний.
— И какой же?
— Пока я не придумала, как его контролировать, — негромко призналась Лиора. — Кстати, Аринга показалась именно тогда. Она попыталась сделать воздух стеклянным, как в прошлый раз, но с этой игрушкой такая небрежная работа не проходит. Жаль, что шар упал немного в стороне, — добавила она кровожадно. — Стало бы одной проблемой меньше… А потом он покатился на нас, и пришлось его свернуть. Свободные решили, что это сделал мастер, и когда он предложил поговорить, то некоторые согласились. А другие предпочли промолчать или сбежать… И вот мы здесь.
— И вот мы здесь, — эхом откликнулась я.
Солнце зависло над самым горизонтом, в той точке, где океан соединялся со скальным мысом, — точно огонек на длинной-длинной лучине. Невозможно долгий день подходил к концу.
Вскоре вернулся Тейт со связкой водорослей и жутковатой бугристой рыбиной почти с человека величиной. Я вызвалась было ее почистить, но быстро поняла, что с моими навыками провожусь до следующего утра. Скорее, себе палец оттяпаю, чем оторву хоть одну черную пластинку. Рыжий быстро понял это и забрал у меня нож.
— Иди, промой водоросли лучше. Источник под деревьями. Только за купол не выходи, — улыбнулся он.
За этим занятием меня и застал Лао.
— У тебя сейчас половина уплывет, — рассмеялся он, подцепляя размочаленную сизо-коричневую плеть. — Давай лучше я. А ты пока умойся и переоденься.
— Так ведь не во что, — вздохнула я, вылезая из воды. Руки онемели от холода.
— Уже есть. Мне показалось, что нам всем пригодятся вещи из старого лагеря, — шепнул он мне, склонившись к уху.
— Я тебя люблю, — честно призналась я.
— Тейту не говори, — весело попросил Лао и склонился над источником, вылавливая водоросли.
Меня еще хватило на то, чтобы дождаться, пока рыба допечется, и проглотить свою порцию, почти не чувствуя вкуса. Но потом сон одержал верх, и даже беспокойство за мастера Ригуми как-то поугасло. Я отставила пиалу с шергой и привалилась боком к рыжему, отключаясь.
Когда сознание снова вернулось, была уже глубокая ночь. Вокруг плескалась чернильно-черная темнота; издали доносился шелест волн. Немного хотелось пить — пожалуй, именно это лучше всего говорило о том, сколько времени прошло. Я не чувствовала себя ни усталой, ни больной, а воспоминания о сумасшедшем дне словно оказались за прозрачной стеной. Правую руку придавливала теплая тяжесть… впрочем, и дураку ясно, кто там устроился.
— Ты не спишь?
Ну да, стоило пошевелиться, и подозрения подтвердились.
Ежась и придерживая сползающее с груди покрывало, я села и зажгла огоньки над головой. Они разогнали тьму и взмыли под купол шатра. Мы с Тейтом были наедине; моя одежда, аккуратно сложенная — судя по ощущениям, вся, — лежала в изножье постели, и рядом — его. Он перекатился на спину, щурясь от света, и замер, заложив руки за голову.
— Нет, — ответила я, чувствуя, что краснею ни с того ни с сего. Губы у Тейта влажно поблескивали, точно он только что облизнулся. — Слушай, а воды нет? Пить хочется, — добавила я, просто чтобы не молчать.
Он посмотрел на меня так, словно ждал совершенно другого вопроса. Но потом улыбнулся вдруг, разряжая напряжение, и выбрался из-под покрывала.
— Есть. Подожди, я сейчас.
Разумеется, на нем ни нитки не было.
В горле у меня пересохло. И воду из пиалы я глотала уже взахлеб. А рыжий, как нарочно, сидел напротив, подогнув ноги, и смотрел в упор.
— Как там Ригуми? — Я неловко отставила пиалу.
— Отдыхает.
А… понятно.
И снова — странный долгий взгляд.
Да что же это такое!
Ощущая, что лицо у меня уже горит, я попыталась лечь и накрыться, но не тут-то было. Тейт перехватил меня за руку и развернул к себе. И попросил тихо:
— Не убегай, ладно?
Наверное, стоило обратить все в шутку, как обычно, однако я не смогла. И вместо этого притянула его к себе, обнимая. В точности как в первый день в Лагоне, тогда, в купальне, только роли поменялись. Сердце у Тейта колотилось слишком громко, и он был напряжен до предела.
— Что случилось?
— Ничего. — Он поерзал. — Но сегодня я испугался. А не боялся я очень давно. И в то же время я никогда не был так уверен в своих силах, как сегодня. А что чувствовала ты?
В таких ситуациях можно отвечать только честно, даже если это звучит ужасно глупо.
— Тебя.
У него была теплая кожа, слегка влажная и пахнущая морем, точно он долго-долго плавал, перед тем как лечь спать. Волосы на затылке топорщились — мягкие, но страшно непослушные. Я не хотела отпускать Тейта, и когда он слегка отстранился, то ощутила смутное недовольство.
Губы зудели невыносимо.
— Мы станем сильнее вместе, да? — Глаза его, того же цвета, что и мои, блестели в темноте.
— Да.
— И ты всегда будешь со мной.
Он не спрашивал, а утверждал.
Ответа не требовалось, и потому я подалась вперед и поцеловала Тейта, прекрасно осознавая, что за этим последует. И к шраху логическое и рациональное.
Казалось, что из нас двоих телепат — это он. Тейт угадывал желания до того, как я успевала их осознать. Выцеловывал шею по линии волос, гладил выгнутую поясницу, переплетал пальцы, вжимался — кожа к коже, сердце к сердцу. Я слышала свое дыхание, точно со стороны — шумное, сбившееся. Было жарко и очень, очень хорошо.
Покрывало спеленало ноги; светильники раскачивались под куполом шатра и мерцали.
Я узнавала новое. Что у Тейта солоноватые губы и горячий язык; что дрожать могу не только я; что, если слегка потянуть за волосы, он прерывисто вздохнет; что он гибкий, отзывчивый и совершенно бесстыжий… Впрочем, последнее мне было известно давно.
