- Если не клюет, то... - он садится рядом, и я подвигаюсь, делясь местом на коряжине. - Может, пойдем домой?
Не хочу.
Там шумно. И нет для меня места.
Отец вот вернулся, братья, сестрица... семья, которая чужая. И если вдруг вспоминают обо мне, то лишь затем, чтобы упреком уколоть.
- Так было раньше, медвежонок, - он с хрустом впился в яблоко. И говорил, не прекращая жевать. - А сейчас все иначе. Увидишь.
Он ел так вкусно, что мне тоже захотелось.
- Я построю для тебя другой дом...
- Далеко?
- Далеко, - согласился он и руку подал.
Уйти, но... а как же река? И моя рыбалка? И все остальное? Разве могу я это бросить? Но если откажусь, то он, тот, кто пришел за мной, обидится. Он исчезнет навсегда.
И при одной мысли о том, чтобы расстаться с ним, мне становится страшно. Я хватаюсь за руку его, а он рывком поднимает меня на ноги.
- Все будет хорошо, моя медведица, - говорит Янгар, и я верю ему.
Конечно. Разве у нас может быть иначе?
- Пойдем, Аану... - он тянет меня от реки, и я иду. Влажная трава цепляется за ноги, оставляет темные пятна на моей юбке, но идти легко. И в какой-то миг я бегу, смеюсь, радуясь тому, что вновь жива...
...жива.
Открыла глаза, а перед ними окошко. И солнце повисло аккурат напротив этого окошка. Свет отражается в стеклах, синих и желтых, и на простыне моей остается россыпью солнечных зайчиков. Я хочу поймать хотя бы одного, но оказывается, что руки мои слишком тяжелы.
А еще очень хочется пить.
И я не без труда отворачиваюсь от окна.
Комната. Большая. Красивая. Стены шелковой тканью обиты, и на ней распускаются диковинные цветы, а меж ними птицы порхают красоты удивительной. Должно быть, такие водятся в благословенной стране Кхемет.
В комнате камин горит, а к нему вплотную кресло придвинуто. И в нем придремал, откинув голову на спинку, Янгар. Наверное, он давно не спал. Похудел. Скулы заострились, щеки запали, а под глазами залегли глубокие тени. Рука свисает безвольно, почти касается ковра, а подошва сапог упирается в самую каминную решетку. Того и гляди, доберется до нее пламя.
Я любуюсь мужем целую вечность. А он все спит и спит... и мне ужасно хочется встать, подойти к нему и коснуться черных волос. Заглянуть в глаза, убеждаясь, что бездна в них дремлет.
Дремлет.
И знаю - спать будет долго.
- Аану? - шепотом спрашивает он.
- Ты же звал, - я отвечаю, удивляясь тому, что вновь способна говорить. - Я пришла.
- Пришла.
- Я... пить хочу. Очень.
Он вскакивает. И спросонья едва не падает, зацепившись сапогом за тяжелый ковер. Ругается, громко, зло. А я смеюсь... как хорошо, что я снова могу смеяться.
И Янгар, остановившись, отвечает улыбкой.
Только в глазах его все еще живет беспокойство.
- Ты пришла, - он повторяет это, и поддерживает меня, помогая напиться. - Пришла. Останешься.
- С тобой?
- Со мной, - от него пахнет травами и летом.
Яблоками еще, сладкими, сочными.
Жареным мясом. Лошадьми. И вновь травами. Я прячу голову у него на груди, с нежностью вслушиваясь в голос живого сердца. А он рассеянно неловко как-то гладит меня по волосам.
Мне не хочется убить его.
- Я...
- Ты человек, - отвечает Янгар на вопрос, который я еще не задала.
Человек.
Душа за душу, равноценный обмен. И Акку получила черное сердце моей сестры. А я стала собой, прежней. И все еще не в силах поверить, разглядываю ладони, и ногти, и трогаю зубы. Янгар же не мешает, смотрит с улыбкой.
Ждет.
- Ты говорил про дом...
- Построю.
- И ты сыновей хотел...
- Дочерей тоже. Ты обещала.
Обещала и знаю, что теперь исполню слово.
Я вновь человек и...
- Дай мне зеркало, - прошу, отстраняясь от Янгара. - Пожалуйста.
Он не спрашивает, зачем оно мне понадобилось, но молча подает. Серебряная оправа, листья и птицы, камни, длинная рукоять с чеканными цаплями, которые изгибаются в причудливом танце. Зеркало слишком тяжело, чтобы я удержала его в руках.
И Янгар вновь приходит на помощь.
А я... я закрываю глаза. Мне страшно увидеть свое лицо.
- Быть может, не стоит, - большой палец Янгара касается шеи. - В зеркалах нет правды.
Возможно, но...
Я стала человеком. И осталась прежней.
Узкое лицо стало еще уже. И кожа смугла. И брови рыжеватые, словно выцветшие на солнце. Глаза вот зеленые, мои... я помню.
Шрам.
Мне почему-то казалось, что он должен исчезнуть, но нет, перечеркивает отражение тонкой белой нитью. И я дрожащею рукой тянусь к нему.
- Забудь, - Янгар не позволяет коснуться. Он целует пальцы и зеркало убирает.
Попробую.
И... научусь избегать зеркал. Позабуду о словах, сказанных Пиркко. Янгар встает и уходит, и я вдруг пугаюсь, что он ушел навсегда. А он возвращается и садится на край кровати. Янгар молча разжимает мои сведенные внезапной обидой пальцы, и каждый гладит, целует, нашептывая что-то на чужом языке. И обида тает.
Он же вкладывает в руку четырехугольный камень, гладкий, словно шелком обернутый.
- Это чешуя... на арене ее немного осталось. К счастью.
Я понимаю, что именно благодаря такому вот камню, который и не камень вовсе, я осталась жива. Пусть Акку и вернула душу, но в израненном теле ей было не удержаться.
- В нем хватит силы, чтобы избавить тебя от шрама, - Янгар наклоняется и убирает волосы с моего лица. - Если растереть и сделать мазь. Я узнавал... и здесь еще остались лекари, которые тебе помогут.
Зеркало в одной руке.
Камень в другой.
- Решать тебе, Аану, - Янгар касается шрама губами. - Только тебе.
И позже, засыпая в колыбели его надежных рук, я забываю обо всем.
В моих снах вновь полно света, и его хватает на двоих. А еще яблок. Реки и зеленого, расшитого ромашковыми узорами, берега.
Глава 53. Слово о нас
Буланый жеребец под парчовой попоной храпел и вздрагивал. Взбудораженный запахами дыма и крови, он прял ушами, пятился, тряс головой, но все же шел, покорный воле Янгара. И лишь в самый последний миг, когда блеснул на ярком солнце клинок, конь попытался подняться на дыбы. Лезвие вспороло горло, и дымящаяся кровь хлынула на землю.
