Постепенно её крики становились всё короче и выше, от его имени осталось только «А», превратившееся буквально в тонкий визг. Она уже вся извивалась под ним, царапала пальцами простыню, дергалась назад, желая увеличить темп, всё быстрее, быстрее, быстрее, и он старался изо всех сил, вдвинувшись в нее до конца и снизив амплитуду до минимума, до самого маленького последнего отрезка, чтобы временные промежутки между достижения устья её матки стали совсем короткими. И когда он понял, что она уже совсем на грани, он подался вперед, задержавшись в таком положении, двигая тазом, поймал заветное отверстие, она крикнула, и в тот же миг он почувствовал, словно что-то поймало и всосало внутрь его головку. Он уже просто дергался на одном месте, круговыми движениями, понимая, что осталась буквально пара секунд. Наконец, она издала длинный вопль, срывающимся голосом, и её тело всё устремилось вверх, ему навстречу, спина стала выгибаться, руки, лоб уперлись в постель, пытаясь поднять её, вытолкнуть, но он нарочно надавил сверху, не давая этого сделать, наблюдая, как её ладони беспомощно скользят по простыне, понимая, что вот он — тот самый момент и с облегчением кончил, дергая тазом в унисон с её конвульсиями, с шумом выдыхая рвущийся из груди воздух, с удовольствием ожидания волны уже идущего на него расслабления. Она на мгновение затихла, прижалась к постели, но потом вдруг её тело вновь начало новую серию конвульсивных движений, и он подумал, как хорошо, что он не успел выйти из неё, потому что это явно была вторая серия множественного оргазма.
«Охренеть! — вспыхнула в голове мысль. — С первого раза и такой фейерверк!»
Это была ЕГО женщина, по-настоящему, на сто процентов его, тут не могло быть никаких сомнений. Они идеально совпадали анатомически, ему казалось, что все его движения, все попадания были абсолютно инстинктивными, словно он знал её уже много лет. Это было невероятно, невероятно; ему пришло в голову, сколько разнообразных наслаждений они еще смогут испытать вместе в дальнейшей жизни, и ему захотелось рассмеяться от восторга.
Она затихла, и он осторожно извлек из нее мягчающий член, когда её настигла третья волна — на его выходе. Он, наконец, скатился с неё в сторону, давая ей волю выгнуться так, как стремилось её тело и наблюдал, лежа на спине, повернув голову, как она дёргается, уже не имея возможности даже кричать, просто разевая рот, как рыба, выжимая, выдавливая из себя последние капли удовольствия. Она даже сейчас была прекрасна — лицо, потерявшее все признаки человеческого, тело, лоснящееся от пота, копна свалявшихся волос — маленькая, тонкая, потерявшая себя от наслаждения женщина.
Когда она замерла полностью, он взял её подмышки и бережно перетащил, уложив прямо на себя, чтобы она в такой момент ни на секунду не чувствовала себя одинокой. Но, судя по её виду, она вообще не понимала, на каком свете находится, взгляд был совершенно диким. Он обнял её и стал гладить по волосам и спине, но только когда понял, что она стала понемногу отходить, зашептал ей прямо в ухо:
— Любимая, любимая, любимая…
Она прижалась к нему и стала покрывать короткими поцелуями его лицо и шею, твердя только одно слово: «Спасибо».
Прошла еще пара минут, прежде чем она смогла членораздельно выговаривать фразы.
— Что ты со мной сделал? — спросила она, облизывая губы.
— Хочешь пить?
— Что ты со мной сделал, Гарри Поттер?! Что это было сейчас? Я думала, что умру от удовольствия. Думала, что уже умерла.
— Ну же, Гермиона, обычный маточный оргазм. Ты же должна была читать про такие вещи.
Она вдруг уперлась ладонями в его плечи и привстала, нависая над лицом.
— Почему ты раньше не делал это со мной?! Какого лешего ты не делал этого раньше?! Почему ты столько ждал?!
— Гермиона, успокойся, выпей воды.
— Нет, я спрашиваю тебя, Гарри Поттер, как ты посмел лишать меня этого?!
Она больно вонзилась пальцами в его плечи.
— Когда «раньше», Гермиона? — широко улыбнулся он. — Это наш с тобой первый раз.
— Тогда почему он случился так поздно? Почему не раньше? Мы должны были делать это… уже давно.
— Когда давно? — усмехался он, глядя в ее нахмуренное лицо.
— Давно — это давно! Всегда! С… четвертого… нет!.. с третьего курса!
— С третьего курса?! Ты просто сейчас не в себе. Ляг, отдохни, — он снова уложил её на себя, — могу себе представить, что бы со мной было, посмей я тебе что-то такое предложить на третьем курсе.
Он захихикал.
— Схлопотал бы по лицу, — заворчала она ему на ухо, — и целую неделю бы не услышал от меня ни слова…
— Вот видишь.
— Зато, спустя неделю, получил бы просимое.
— Что?! Не смеши меня. У тебя кроме учебников тогда на уме больше ничего не было. И вообще, — решил он подыграть ее разошедшемуся воображению, — где бы мы стали этим заниматься?
— В хижине Хагрида, например. Когда он уходил в лес.
— Какая прелесть! А когда бы он был на месте?
— Тогда лес был бы свободен. В лесу. Или на берегу озера.
— Чудесно, просто чудесно! А в холодную погоду?
— В Хогвартсе.
— Прямо в Хогвартсе? И где же, позволь спросить?
— В Выручай-комнате.
— Мы нашли её только на пятом курсе, ты забыла?
— Тогда… тогда в ванной старост. И в закрытых классах. Да хоть в подземелье!
— В подземелье? Брр!
— Ты бы отказался делать это в подземелье для меня?
— О, нет! Ну что ты!
— Ну вот, так что думай, чем искупить свою вину за столько лет.
— Я думаю, Гермиона, что ты просто хочешь ещё прямо сейчас, вот откуда твои экскурсы в историю Хогвартса с нашим участием.
Она фыркнула ему в ухо и заёрзала на нем.
— И ты можешь сделать это ещё раз?
— Через некоторое время.
— Прямо вот так же, именно так же?
— Гермиона, — он осторожно взял в руки её лицо, — мы оба делаем это. Вместе. Разве ты не понимаешь?
«Да что с ней вообще?!»
Она часто заморгала.
— Наверное. Только… раньше со мной такого никогда не было.
— Ну, значит, дело в том, что мы прекрасно подходим друг другу. Ты чувствуешь это?
— Я просто полностью доверяюсь тебе, Гарри. Если ты так говоришь, значит, так оно и есть.
«О, господи, она и вправду как в первый раз!»
— Хорошо. Дай мне попить водички, и сделаем это опять.
— Так же?
— Нет, на этот раз я хочу видеть твоё лицо.
— А может… лучше так же?
— Почему?
— Я… стесняюсь, Гарри! Не хочу, чтобы ты видел меня такой… не в себе.
— Несколько минут назад внутри тебя был мой член, тебе не кажется, что слово «стесняюсь» уже несколько утратило свою актуальность?
