На Ползучих горах подросшие детеныши в это время совсем беззащитны и жмутся к старшим или прячутся где-нибудь в скалах, а тут ему и спрятаться негде. Устройте ему тут логовище с низким входом, а соломенную лежанку выкиньте, она уже не годится… Ага, вот он…
— Что там? — вытянул шею служитель.
— Выпавший клык. Он его случайно проглотил, и клык застрял в горле. Перепугался, да и больно ему…
Руки Аоранга вдруг крепко взялись за могучие челюсти подрастающего саблезубца и разжали их. Рыкун заревел и начал вырываться. Аоранг напряг все силы, чтобы удержать его одной рукой, а вторую засунул ему в пасть, быстро нащупал и выдернул что-то белое. После этого он отпустил звереныша. Тот отскочил в угол клетки и лег там, облизываясь с таким видом, как будто сразу же забыл о том, что его так долго мучило.
Аоранг вышел из клетки. Царевна метнулась навстречу.
— Все хорошо, — улыбаясь, сказал ей мохнач. — Твоя помощь не понадобилась.
Из клетки донеслось резкое требовательное мяуканье — Рыкун подошел вплотную к прутьям и звал хозяина.
— Теперь можно погладить его.
Царевна глубоко вздохнула, чтобы скрыть невольный страх, просунула руку сквозь прутья, запустила пальцы в густую пятнистую шерсть саблезубца и принялась почесывать. Детеныш заурчал, словно огромный кот.
— На, возьми на память. — Аоранг протянул Аюне выпавший клык. — Можешь оправить в золото и носить на шее. Мохначи верят, что клык саблезубца делает человека бесстрашным.
— Тебе, чтобы быть бесстрашным, ничьих клыков не нужно, — проговорила Аюна, глядя на него с восхищением.
В этот миг он казался ей воплощением какого-то древнего бога.
Аоранг, стоя рядом, положил Аюне руку на плечо, и она не отстранилась. Служитель зверинца пристально посмотрел на них, однако ничего не сказал.
* * *
Когда они вышли из зверинца, оба были задумчивы.
— Мне нужно поменять одежду: я пахну диким зверем, — проговорила Аюна. — Хотя, знаешь, Аоранг, мне почему-то кажется, что этот запах теперь будет кружить мне голову, как вино…
Она чувствовала, что ее друг стал близок ей, как никогда прежде. Как будто пережитая вместе опасность смела последние преграды между ними. Аюна подняла на него взгляд, она смотрела с каким-то непонятным страхом, как будто, осознав свои чувства, сама испугалась их силы.
— Знаешь, что я подумала о тебе, Аоранг? — Она протянула руку и коснулась ладонью его груди. — Как ты могуч и как при этом добр и ласков! Разве такое возможно?
— Не так уж я добр, ты обо мне не все знаешь, — смутился Аоранг. — На Ползучих горах вообще слова «доброта» нет. Там есть понятие необходимости…
— Судя по твоим словам, жизнь там жестока. Но в ней есть что-то очень… настоящее.
Воспитанник жрецов смотрел на нее и не мог наглядеться.
— А ты — наоборот, — произнес он, не сводя с нее взора, — ты, царевна, с виду нежная, а внутри — твердая, как лучшая бронза. Я всегда это чувствовал, но сейчас увидел своими глазами.
Он отвел взгляд и отступил на шаг — так его волновала ее близость.
— Я ничего об этом не знаю, — радуясь и смущаясь его похвале, отозвалась Аюна. — У меня пока не было случая испытать себя. Мы с Аюром всю жизнь прожили в Лазурном дворце, как в волшебном саду. Вот он поехал на свою охоту, и я завидую ему. Он пройдет испытания и вернется мужчиной, а я?
— Твои испытания тебя найдут.
«Они уже начались, хоть ты и не думаешь об этом, — подумал Аоранг. — Хоть брат императора и зовет меня своим приемным сыном, но назовет ли он меня так, если узнает, что я полюбил его племянницу?»
Впрочем, что толку гадать. Аюна с явным удовольствием проводит с ним время, но едва ли сама отдает себе отчет в своих чувствах — она лишь следует своим желаниям, как делала всегда. Порой он мечтал — вот бы увезти ее на Ползучие горы, скрыться от всех в землях мохначей и жить так, как должно мужчине и женщине, которые раз и навсегда решили быть вместе.
Пустые мечты! Они не на Ползучих горах, а в благословенной Аратте. А кроме того, Аюна уже обручена. Хоть это и скрывалось, но о грядущей свадьбе дочери государя с саарсаном накхов в Верхнем городе не болтал только ленивый. Аоранг поглядел на нее страстным и горестным взглядом. Что же делать?
«Я знаю, что ты меня полюбил, это ясно как восход солнца. Да иначе и быть не может — как можно меня не полюбить? — думала Аюна, глядя на страдающего юношу. — Так почему ты молчишь? Скажи, что любишь меня больше всего на свете, больше жизни! Скажи, что хочешь быть со мной, что никогда от меня не откажешься!»
Но он ничего такого не сказал. А вскоре и вовсе уехал. И вот теперь они возвращаются. Царевна помнила — сразу после возвращения охоты должен пройти главный свадебный обряд, после которого она станет женой Ширама. Нет, не бывать этому!
Аюна нахмурилась, отпустила кулон и обернулась к служанкам и страже:
— Следуйте за мной! Мы возвращаемся в Лазурный дворец.
* * *
С открытой галереи, увитой плющом, Аюна глядела на отца, неспешно поднимающегося по широкой лестнице. В полушаге за ним, почтительно склонив голову, следовал его зять Киран, что-то оживленно рассказывая повелителю. Тот кивал, в конце концов остановился, повернулся к слугам, что-то сказал — царевна не слышала что. Она только заметила, что напряженное лицо отца несколько прояснилось. Он улыбнулся зятю, и тот, быстро развернувшись, сбежал с лестницы. Ардван, продолжая улыбаться, сделал еще несколько шагов, и царевна наконец решилась выйти ему навстречу.
— Отец…
Она выступила из зелени широких листьев и склонила голову перед властителем Аратты, как того неукоснительно требовал придворный обычай.
— А вот и ты, милая! Я вижу, ты уже готова? Мне сообщили, твой брат уже у ворот Нижнего города. Скоро он будет здесь…
— Отец, я хотела поговорить с тобой… — Она сглотнула вставший в горле ком. — Это очень важно…
— Сейчас не время, — остановил было ее Ардван, но вдруг ощутил, что голос дочери совсем иной, нежели тот, каким она просила себе новые украшения или чужедальние диковины. — Что случилось? На тебе лица нет! Ты что, не рада возвращению брата?
— С ним вернулся Ширам, — тихо проговорила Аюна.
— Да, это так.
— Я не желаю выходить за него замуж.
Ардван замер, уставившись на дочь, как будто вместо юной девицы перед ним вдруг появилось неведомое лесное диво. Затем крепко взял ее за запястье:
— Пойдем со мной!
Аюна безропотно повиновалась, но сердце
