— Что такое? — спросил он Суабаху Паравашти, пробегавшего мимо.
— Сигнал общего сбора, — объяснил тот Веселову.
Александр решил, что ему, как главе ордена, стоит знать причину, и пригласил сам себя на общий сбор.
На площади университета, там, где обычно происходили разные торжественные построения, Александр обнаружил профессора Сазонову и главу ордена "Щедрая рука", представительного мужчину с большой, окладистой бородой. Они стояли друг напротив друга, казалось что сейчас между ними ударит молния — так сильно чувствовалась напряженность и взаимное недовольство. Подходящие студенты в зависимости от принадлежности их орденов к консерваторам или прогрессистам выстраивались либо за Сазоновой, либо за главой "Щедрой Руки". Прибывали взрослые члены орденов — он переносились к воротам университета, а далее бежали пешком. Группировки росли. Немного сбоку стоял ректор, за его спиной Александр с некоторым удивлением заметил Гурова.
— Прошу вас закончить этот спор и решить всё дело миром, — повторял ректор.
— Наталья, то, что Мария входила в наш орден, а орден относится к консерваторам, совсем не значит, что консерваторы объявили войну прогрессистам, — терпеливо и, очевидно, уже не в первый раз говорил глава "Щедрой руки".
Александр обошел толпу прогрессистов и подошел к Гурову.
— Тяжеловесы прибыли, — сказал Гуров, показывая на группу пожилых волшебников, приближавшихся от ворот университета, — вон тот, в кимоно — Тоу Янг, глава прогрессистов, а в цилиндре — Меент Сиассен, глава консерваторов.
— Не считайте меня за дурочку, — горячилась Наталья Сазонова, — сначала вы похищаете письмо Мерлина, потом как бы случайно исчезает группа боевых магов, прикрывавших наступление советских армий, потом меня пытается убить с помощью растений, к которым не подойти без специального допуска, девчонка — консерватор, а под конец вы как бы случайно стукаете меня дверью так, что я бы умерла, не имей постоянно действующих щитовых чар!
— Я в третий раз прошу у вас прощения, я действительно слишком сильно толкнул дверь, но я и понятия не имел, что там кто-то есть, и есть ли там кто-либо вообще! На вашем месте мог оказаться кто угодно — но никто бы не умер, дело закончилось бы максимум шишкой на лбу, я не так уж сильно толкаю двери! — извинялся глава "Щедрой руки".
— Не на лбу, а на носу! — парировала Сазонова.
— Вот так мы и живём, — прокомментировал происходящее Гуров, обращаясь к Александру.
Александр обернулся и с удивлением увидел, что за его спиной выстроилось несколько студентов, входящих в его орден "Летящего паровоза". Члены прогрессистских и консерваторских орденов посматривали на эту новую третью силу с явным недоумением. Александр подумал, что, кажется, начинает догадываться о причинах, побудивших ректора помочь ему с созданием ордена.
Тут взял слово ректор и опять принялся призывать к миру. Потом тяжеловесы пообщались со своими людьми и решили, что Сазонова погорячилась. Войны на этот раз не получилось, но все очень хорошо почувствовали, что она была очень и очень близка.
Ректор по следам этого события был вынужден сказать специальную речь:
— Дорогие друзья! Как бы вам не было обидно, что в результате действий волшебников страдают те или иные люди или государства, пожалуйста, имейте в виду следующее. Немаги живут таким образом, что создают друг другу страдания, от которых умирают. Мы, волшебники, стараемся делать так, чтобы этих страданий стало меньше. Если кто-то из ваших близких погиб или пострадал в результате политических изменений, то виноваты в этом не волшебники, а немаги, тем, что они что приносят друг другу так много страданий. Если мы, волшебники, не будем осуществлять нашу деятельность, то смертей и страданий будет намного больше! Вероятен и такой исход, когда человечество перестанет существовать совсем. Так давайте помогать друг другу!
След тёмного университета удалось обнаружить совершенно случайно, исключительно благодаря любопытству Александра Веселова. Его очень задели слова Гурова о Римской империи, и он уговорил Прохорова покопаться в архивах. Они нашли упомянутые письма — отчеты Ромула, и в них действительно всё было описано так, как об этом сказал Гуров. Но то, что они обнаружили дальше, их очень удивило. Оказалось, что первоначальное содержание религии Древнего Рима принципиально отличалось от того, во что она превратилась тремя сотнями лет спустя. Так, например, Марс считался богом — создателем мира, в его честь полагалось зажигать факелы или жертвовать часть лепешки. Юпитер считался богом — заботником конкретно римского народа, богом — улучшателем, отсюда и его имя — Юпитер Оптимус Максимус. Юнона считалась отдельной творящей силой, и "замуж" за Юпитера её выдали значительно позже. Венера считалось богиней семейной любви, верности и чистоты. Веста — богиней любви благотворящей, всеобщей и девственной. Нептун считался силой, заботившейся о лошадях и скоте в целом. Всеобщим было убеждение, что если к богам обратиться с молитвой, то они помогут либо советом во сне, либо встречей с нужными людьми наяву. Римская религия в целом утверждала идеалы чистоты, умеренности, верности и равноправия.
Примерно к третьему — второму веку до нашей эры ситуация разительно изменилась. Марс "вдруг" оказался богом войны, любящим кровавые жертвоприношения. Юпитер оказался верховным богом с неясными функциями, Венера — развратительнецей — искусительницей, а Нептун — богом морей, любящим топить корабли. Изменился и дух религии. Богов стали считать вредными пакостниками — далёкими, отстранёнными и безжалостными существами, насылающими на людей фатум — непреодолимую судьбу. Всеобщей болезнью стала погоня за наживой, за роскошью и за нездоровыми удовольствиями, из которых гладиаторские бои до смерти были ещё относительно невинной забавой. При этом жрецы всех многочисленных римских коллегий спокойно брали деньги за жертвоприношения и ничуть не возмущались творившимся беспределом.
Сюжет Прохорова заинтересовал, и он стал копать вглубь. Он искал информацию о расколе среди жрецов, о борьбе жреческих кланов — но не нашел ничего. Он проанализировал различные данные и пришел к выводу, что имело место искусственное изменение религии. По его мнению, для того, чтобы так сильно изменить религию, надо было либо вырезать всех старых жрецов, либо запугать каждого из них чем-то пострашнее смерти.
— Смотри, Александр, — говорил он Веселову, — обычно жрецы — самая консервативная часть общества, малейшее изменение в священных книгах или ритуалах приводит как минимум к расколу, а чаще к религиозной войне… а тут такое ощущение, будто все римские жрецы по команде "все вдруг" развернулись и стали говорить о богах и нравственности нечто прямо противоположное тому, что они говорили за несколько десятков лет до этого. Я перелопатил гору разнообразных документов, но не нашел никаких упоминаний о религиозных распрях! Данных о внешних войнах Рима предостаточно, и это несмотря на то, что он тогда был лишь чуть больше, чем просто укрепленная деревня, а про принципиальное изменение сути общества нигде ни слова!
