Главный писарь замка поежился от удовольствия. Прежние встречи с этим человеком не доставляли ему никакой радости. Он был не слишком умен, доверчив, но запальчив и жесток, что вынуждало Скелли держаться с ним если не подобострастно, то с должным пиететом и постоянно взвешивать каждое слово. Даже в плен его он брал чужими руками, чтобы Ракли не догадался, кто является истинным зачинщиком внезапного переворота. Весь свой гнев он сейчас мог обрушивать лишь на двоих «предателей»: на Тивана, командующего мергами, и Демвера, командующего сверами. О том, что за ними стоит еще кто-то, он наверняка догадывался, но воспаленный мозг был уже не в состоянии раскладывать мысли в нужном порядке. Скелли за это время дважды спускался навестить его в клети и получить очередной заряд бодрости и хорошего настроения. На Ракли было страшно смотреть. Он то лежал на тонкой подстилке на холодном полу, то сидел на корточках, прислонившись к стене, то ползал за решеткой на четвереньках и разговаривал сам с собой. Скелли он замечал, но не видел. Судя по его сбивчивой болтовне, подозревал он все и вся. Отдельный ушат упреков доставался его сыну Локлану, о бегстве которого ему донесли незадолго до пленения. Скелли разглядывал и слушал Ракли, иногда уклончиво отвечал на бессвязные вопросы и думал о том, что вот он перед ним, конец ненавистного рода Дули, такой незатейливый и безнадежный, за которым последует пора необходимого безвременья, а потом во главе стола в тронной зале замка сядет кто-нибудь из потомков Квалу — ни больше ни меньше.
Существовала лишь одна загвоздка. Со смертью Ракли род Дули не прерывался. Даже если в конце концов не объявится живым и здоровым его беглый сын Локлан. Потому что, судя по старинным записям, потомками Дули считались еще два рода, представители которых, ничего не подозревая, жили и здравствовали поныне. Когда в свое время Скелли узнал об этом, он по молодости не придал новости должного значения и ограничился тем, что избавился от одного — строителя Хокана, падение которого со стены было принято, как и в недавнем случае с Ривалином, за несчастный случай. Да и то лишь потому, что, по донесениям проверенных людей, этот Хокан водил дружбу с еще одним изгнанником из замка, бывшим главными писарем по имени Харлин. Харлин мог знать правду и сболтнуть ее Хокану. А зачем Скелли пособничать претендентам на трон? Покончив с Хоканом, он допустил промашку, не доделав дело до конца и не подстроив ничего его жене и двум детям, дочери и сыну. А еще хуже то, что он понадеялся смертью Хокана запугать старика Харлина. Мол, теперь тот будет держать язык за зубами. Нет, надо было действовать более решительно и кровожадно.
В итоге все равно дело закончилось пожаром и сгоревшей дотла избой писаря, однако Скелли совершенно не был уверен в том, что задуманное увенчалось успехом. Хотя дом поджигали как раз в тот момент, когда, по сведениям, в нем собрались и хозяин, и гости, среди которых был, собственно, сын Хокана, мальчишка по имени Хейзит. Что-то пошло не так, мальчишка остался жив и здоров, тела Харлина так и не нашли, а запутанные следы уводили далеко-далеко, в тун карлика Тэрла. У Хейзита вообще была удивительная способность спасаться от огненной смерти: ведь удалось же ему избежать ее в пекле, в которое превратилась застава, где он одно время служил. Скелли с интересом пообщался с ним, когда Локлан решил выписать ему охранную грамоту и поручить строительство печи для производства замечательного изобретения — камней из глины.
Скелли сразу отметил неуловимые черты, говорившие об избранности юного потомственного строителя, однако сам Хейзит не производил впечатления человека, знающего о своем предназначении или не менее выдающемся прошлом. Скелли тогда несколько успокоился и до последнего момента не мешал Хейзиту заниматься нужным делом. Тем более что в это время его гораздо больше заботила пропажа других потомков Дули: отца и дочери. Отцом был верный слуга Локлана — Олак. Верный до тех пор, пока Скелли не оказал ему, если можно так выразиться, услугу, вернув безвозвратно утраченное дитя, прекрасную девушку по имени Орелия, причем не откуда-нибудь, а из Обители Матерей. Тут Скелли превзошел самого себя, изменив тактику и не став никого сбрасывать со стены или поджигать. У него появился замысел, как, переманив Олака на свою сторону, сперва расправиться с Ракли и его родом, а затем воспользоваться последними из потомков Дули себе во благо. Он не побоялся сделать некоторые намеки на родство рода Олака с родом Дули, чему тот, похоже, до конца отказывался верить. Во всяком случае, его дочь разъезжала по Вайла’туну на коне, покрытом серо-желтой попоной. От желтого цвета один шаг до золотого.
Девочка прошла хорошую школу в Обители, и со временем ее тоже не составит большого труда покорить и сделать своей должницей. А потом, когда-нибудь, когда власть рода Ракли расшатается и прекратится, объявить преемницей ее и ее потомков, ежели таковые к тому времени народятся. Не народятся — тем лучше: тем меньше будет противников следующего шага красавицы. Которая должна будет отречься и последним — и первым — указом назначить вместо себя владельца и распорядителя замка… Кого-нибудь, кого предварительно подберет сам Скелли. Народ воспримет такой поворот событий если не с радостью, то более благосклонно, чем любой захват власти силой. Если только это не будет захват власти самим народом. Но такого развития событий Скелли ни за что бы не допустил. И вот какая незадача: вместе с Локланом с горизонта исчезают и Олак, и его замечательная дочь. Хорошо если сейчас они все покоятся где-нибудь на дне Бехемы. А если нет? Получится, что своими тогдашними намеками он сделает себе только хуже. Все-таки даже пожар действует надежнее. А уж о падении со стены и говорить не приходится.
— Приехали, — остановился шедший впереди охранник.
«Быстро, — подумал Скелли. Обычно обратный путь утомлял его особенно. Сегодня не затосковать помогли не слишком радостные размышления. — Вот бы еще знать, что творится на улице. По ощущениям, скоро ночь и пора ложиться спать».
Коридоры подземелья располагались ниже уровня хранилища и кельи, где обитал Скелли. Пришлось подниматься по старой каменной лестнице, к которой совсем недавно по его указанию приладили деревянные перила, греметь ключами о кованую дверь, надежно преграждавшую проход внутрь замка, входить в точно такое же подземелье по ту строну и идти дальше окольным путем, вероятно проложенным под замковой стеной, потому что несколько встречающихся ответвлений были завалены просевшим еще в незапамятные времена грунтом и камнями. Здесь Скелли чувствовал себя более уверенно. Он забрал у старшего охранника ключи, которые тот имел право носить, но не имел права хранить, и демонстративно пошел впереди небольшой процессии. Кресло на колесах они, как всегда, оставили в нише у кованой двери.
