Или Селена. Ее выбор пал на темного эльфа, класс некромант. Преимущество эльфов, в противовес огрубелым гномам, заключалось в повышенной предрасположености к магии, у темных эльфов — к темной магии. Селена подобрала расу и специализацию своему персонажу таким образом, чтобы они дополняли друг друга. Вполне разумный ход, многие умудренные опытом игроки учитывают эти два пункта при создании персонажа, чтобы добиться наилучших показателей.
Далее по списку, раз уж я начал перечислять своих компаньонов, Дюран Дюрант. Как и я, он играет за человека, но его класс отличается от моего — он выбрал рыцаря. Специализируется Дюран Дюрант на бою в ближней дистанции, используя в качестве оружия парные клинки, но при необходимости может переключиться и на дальний бой, в таком случае он использует арбалет. Это уникальная особенность его рыцаря, возможность владеть практически любым видом вооружения, за исключением волшебных посохов и жезлов.
Кстати о посохах и жезлах, Пинк Стафф играет орком-шаманом. Сочетание необычное, оригинальное, но при этом действенное. Повышенные параметры силы и выносливости от орка неплохо комбинировались с тотемным вооружением шамана, которое не требовало каких-либо врожденных магических способностей.
Твин, на мой взгляд, самая консервативная из нас. Она, по ее собственным словам, не сильно заморачивалась с выбором специализации, а больше времени потратила на настройку внешнего вида. Как следствие: лесной эльф, чернокнижник.
Ну и, наконец, я — друид девяносто восьмого уровня. Как плюс, высокоуровневый. Как минус, я друид, который прокачал себя по ветке Отшельничество. Вообще-то друиды класс весьма хороший. Многопрофильный и сложный, с высоким показателем эффективности в команде. Из друидов получались отличные лекари или атакующие заклинатели, но только если друид не отшельник.
Дело в том, что каждый игровой класс по-своему уникален. Каждая специализация обладала собственным набором авторских способностей, которые оставались недоступны другим. У друидов это возможность менять свои обличия. Я могу превращаться в любую неигровую расу, монстра или животное, если преждевременно этому обучусь. Друид-отшельник делает упор как раз на эту особенность, учась менять обличия с еще большей легкостью. Но многими игроками такой стиль жестко критикуется.
Считается, что делать акцент на превращения бессмысленно, ведь для успешной игры базовых навыков более чем достаточно. «Если друид имеет больше обличий, но при этом не умеет лечить, то он полная катастрофа как игровой класс, бесполезный для командных вылазок» — выдержка из форума. Помню даже, как на форуме продвигали специальную петицию с прошением убрать ветку Отшельничество из Игры. В общем, мысль я донес: как командный игрок, друид-лекарь, — я полный провал. Но как пилигрим… Я лично не вижу класса более удобного для одиночных прогулок по просторам Башни, чем такой вот отшельник.
— Стойте, — сказал я и, вздернув левое ухо, повернулся к источнику шума, который только что уловил.
Мы к этому времени уже зашли достаточно далеко вглубь тоннеля.
— Что такое? — встревоженно прошептала Селена.
— Там впереди кто-то есть, — ответил я и почувствовал, как все напряглись.
— Кто и сколько?
Я опустил морду и принюхался. В нос настойчиво стал закрадываться целый букет самых неприятнейших запахов. Так могли пахнуть только одни существа…
— Тролли. Трое. Обойти не получится.
— Ну наконец-то, — не смог сдержать своего ликования Танкедод. — Хоть какое-то развлечение!
Мы опять поменяли построение, и я снова оказался в самом конце. Понятное дело, пока я в таком виде, я плохо приспособлен для сражения с трехметровыми бородавчатыми великанами. Однако кое-что я все же сделать мог. Тролли одни из самых первых, самых старых и самых глупых монстров в Игре, и пусть их грозный внешний вид не смущает молодых игроков, у них есть слабое место. И это слабое место — их голова, в прямом и переносном смысле.
Знающий игрок (кхе, вроде меня, конечно) ведает, как можно быстро, почти не прилагая усилий, справиться с этим противником. Я это проделывал множество раз, в противном случае я бы не был так хорош в пилигриминге; быть пилигримом значит постоянно одиночно бродить в поиске по самым темным и опасным закоулкам Подземелья, и если ты не умеешь быстро соображать, искать правильные пути и обходить стражу, то навряд ли достигнешь успеха в этом ремесле. А я, как известно, успеха достиг.
Троица троллей дожидалась нас у очередной развилки. Своими тушами они почти полностью загородили проемы в стене, так что возможности пройти незаметно не было никакой. У двоих из них были дубины, тяжелые, мощные дубины, которые один волочил по полу, а другой тащил на плече. Третий тролль был безоружен, но от этого менее опасным не становился. Он стоял по центру, уперев длиннющие руки себе в подмышки, с таким задумчивым выражением на лице, словно не первый год ломал голову над какой-то хитроумной математической задачей. Именно он-то и заметил нас первым.
Танкедод, достав свой любимый щит, стал бить по нему плашмя секирой. Чем больше шума, тем лучше. Пока он фокусировал на себе внимание монстров, остальные занимали удобные для себя позиции и готовились к предстоящей схватке.
Первым напал тролль, волочивший дубину по полу. В три неуклюжих шага он очутился перед Танкедодом и, нахмурив единственную бровь, обрушил страшный удар дубиной сверху вниз. Танкедод был к этому готов, выставил щит, привстал на одно колено, и выдержал удар. Тролль нахмурился еще сильнее, опять замахнулся, но затем взвыл от боли и выронил свое оружие. Это Дюран Дюрант всадил ему арбалетный болт точнехонько в лоб. Приличного человека подобное действо убило бы на месте, ну или хотя бы оглушило, но для толстокожего, твердолобого тролля это все равно что теннисным мячом по макушке.
Я проскользнул мимо, уже выбрав себе цель. Остановившись перед длинноруким троллем, я стал петлять и лаять, забегать ему в ноги, подпрыгивать, всеми силами стараясь приманить его к себе и запутать. И преуспел в этом, длиннорукий едва не споткнулся о собственной большой палец, пришел с этого в ярость и стал махать своими ручищами, пытаясь достать меня. Я отбежал чуть-чуть вбок и залаял громче. Длиннорукий на это купился, послушно последовал за мной, по-прежнему выбрасывая кулаками в разные стороны.
И тут послышался ни с чем несравнимый звук ломающейся челюсти. Последний, несший на плече дубину тролль угодил прямо под град ударов моего длиннорукого оппонента и замертво упал наземь. Это был чистый нокаут. На какую-то долю секунду лицо длиннорукого приняло прежнее задумчивое выражение, но затем вытянулось и округлилось от ярости и осознания того, что он натворил. Я к тому моменту уже отбежал на приличное расстояние и ухмылялся настолько невинно, насколько позволял волчий оскал.
Сражение получилось явно неравным и продлилось не больше трех минут. Все приободрились этой маленькой победой и восприняли ее как добрый знак. Собрав с повергнутых врагов монеты, мы возобновили свой путь по катакомбам, где я снова, гордо задрав хвост, шагал одним из первых.
***
Несколько часов мы брели в одиночестве, мраке и холоде. Позади и спереди нашего тоннеля, за неимением освещения, образовались бездонные черные дыры. Гнетущая атмосфера тучей повисла над нашими головами. От былой радости победы над троллями ничего не осталось, даже шутки Твин про лампочку уже никого не смешили. Казалось, что это путешествие так и будет продолжаться — долгие нескончаемые часы неустанного шагания только вперед, сквозь тьму и влажный, несвежий воздух. И вдруг раздался громкий треск в перемешку с душераздирающим воплем, таким резким, таким неожиданным, что с перепугу я двумя парами лап взлетел вверх, крутанулся и, приземлившись, был готов к самому худшему.
— Умри-и-и, — визжала Твин, нацелив в стену кончик посоха, из которого мощной струей вырывался поток замораживающего луча.
— Что такое? — спросил Дюран Дюрант. Он, как и я, тоже не на шутку перепугался, правда не подпрыгивал полтора метра в воздух, хотя и был весь бледный, как пломбир.
