И мне нравилось это. Работать тут было лучшей частью работы Уборщика, сокровища без уборки, аукциона или риска открыть дверь и получить выстрел в лицо. Кроме зданий — все уже не подходили для использования, но обладали культурной, архитектурной и исторической значимостью, и СЗД не хотелось разбирать их — в одном из кварталов был склад размером с ангар для самолета, полный всего, что люди потеряли, спрятали или выбросили.
Часть была мусором, часть — товарами, которые были интересны, но не были редкими или ценными, но там было и удивительно много сокровищ. За два месяца я обнаружила сотни вещей, достойных музея, и несколько, казалось, были украдены из старого института искусств Детройта. Я нашла картины, исторические артефакты, даже целую стену из утерянной «Фрески промышленности» Диего Ривьеры! Это была лучшая охота на сокровища в моей жизни. Если бы не то, что я принадлежала богине и не зарабатывала денег, а просто откладывала долг, который не могла оплатить, я бы делала это вечно.
К сожалению, отец не понимал все это, когда я ему объяснила. Он не понимал и мой интерес к Уборке, так что я не переживала. В миллионный раз я пожелала, чтобы Ник был со мной. Он понял бы чудо этого места. И было бы приятно, если бы рядом был кто-то из металла, когда здания, в которые я ходила каждый день, начинали рушиться. Но больше я скучала по его обществу. Работать одной было, кхм, одиноко, хоть я сама отдалилась ото всех друзей и сделала новую жизнь в городе, известном одинокими людьми, я удивительно плохо справлялась с этим.
— Хорошо, — я потянулась сквозь папу и отметила время прибытия на графике, прибитом к столбу работающего фонаря. — Хватит болтать. Пора за работу.
— Нельзя просто «за работу», — возразил отец. — Ты сказала, что СЗД не потерпит опозданий, но ты уже записалась. Ты должна быть в порядке, так что составим план.
— Планируй, сколько хочешь, — сказала я, пошла по темной улице, считая то направление «счастливым». — Но я не порадую так богиню. У меня есть квоты.
Ён издал оскорбленный звук и поспешил за мной.
— Разве твоя работа не искать культурно ценные вещи? Как можно ставить квоты на искусство?
И я считала квоты глупыми, но:
— Она не понимает, помнишь? — заявила я. — И квоты не насчет ценности. Ей просто нравится знать, что я не ленилась тут, — СЗД ненавидела лень.
— Звучит как работа в соляной шахте, — фыркнул папа. — Но хорошо. Какой минимум тебе нужно сделать, пока мы не перейдем к важным делам?
— Ты про себя? — я закатила глаза. — Помнишь, что мы внутри богини? Которая спасла нас обоих? Подумай дважды, а потом говори о том, что твои интересы важнее, чем ее.
— Боги могут позаботиться о себе, — отмахнулся Ён. — И мои нужды важнее, чем сортировать мусор в зданиях, которые были тут годами.
Часть вещей тут была старой, но смысл был не в этом.
— Я не работаю на тебя, — рявкнула я, повернувшись к нему и хмурясь. — Я взяла тебя сюда, потому что мы связаны, но, хоть ты веришь в это, я не обязана выделять тебе время. Замолчи и дай выполнить работу, или я привяжу тебя к фонарю, чтобы ты ждал меня, как собака.
Папа в ответ вздохнул, и мне хотелось задушить его, но он не кричал, что было удивительным и приятным изменением. Не секрет, что папа вызывал во мне худшее, но обычно он не давал разговору пройти без напоминания о его власти. Но теперь все изменилось. Папа уже не был большим или сильным, по сравнению со мной. Он был слабым и зависимым, так что мне было плевать.
Это осознание поразительно освобождало. Я обычно не могла плевать на то, что думал или делал папа. Я все еще пыталась принять идею, когда папа кашлянул:
— Если твоя богиня наказывает за отлынивание, тогда тебе нужно работать, — сказал он, стараясь звучать спокойно. — Но вместе мы сделаем это быстрее, так, что нужно СЗД?
Мне все еще не нравился намек, что я помогу ему, закончив тут, но замечание было справедливым. Если папа будет работать со мной, будет проще, чем если мы будем спорить все следующие восемь часов, и никто не знал о сокровищах больше него. Я немного узнала в институте, но больше всего выучила от отца. Его проверка находок сэкономит мне много времени для поисков в древнем компьютере библиотеки, который СЗД установила на складе для проверки.
— Мне нужно проверить три улицы зданий и отметить их как для обновления или сноса, — я указала на темные здания, мимо которых мы шли. — Каждую комнату нужно проверить, потому что никогда не знаешь, что скрывается за скучным фасадом. Один раз я нашла бар со времен сухого закона в подвале! Там был бальный зал с оркестром и пятьдесят футов барной стойки, озаренной хрустальными люстрами! Остальное здание было в ужасном состоянии, но я уговорила СЗД передвинуть весь подвал на склад. Мы ждем, пока университет Чикаго отправит нам экспертов того временного периода, чтобы мы вернули клубу его былую роскошь.
Будет чудесно. Деревянные панели треснули, и позолота на стойке бара облетела, но я видела, что после капли стараний место станет окном в потерянный мир. Найти его было как войти в гробницу фараона. От одной мысли я воодушевилась. Папа спросил:
— Зачем?
Я растерянно моргнула.
— Что зачем?
— Зачем восстанавливать старый бар? — спросил отец. — Я понимаю восстановление ценного антиквариата, красиво отремонтированные исторические здания могут даже повышать аренду, но зачем СЗД воссоздавать точный исторически бар времен сухого закона? Зачем он ей?
Я смотрела на свои ноги, потому что не знала. СЗД наняла меня разобрать тут все, потому что она не могла сама, но у нее не было планов на то, что я нашла. Когда я поднимала тему — предлагала построить музей или дать взаем вещи, которые я нашла, для тех, у кого уже была похожая коллекция — СЗД не была заинтересована. Ей было плевать на продажу. Важно было, чтобы не выбросили ничего ценного, и это было хорошо, но я ощущала себя в тупике. Зачем спасать все эти вещи, если их не покажут?
К сожалению, решала не я. Это был минус работы: все, что я находила, принадлежало СЗД, не мне. Пока я не оплачу долг — или пока не решу, что буду служить городу до конца жизни — я была нанятой помощью. Теперь папа очнулся, и я надеялась, что вскоре буду свободна. Кстати…
— Итак, — сказала я, пока мы поднимались по лестнице к первой мишени — покосившемуся зданию, которое было поразительно красивым готическим коттеджем, а теперь выглядело как дом с призраками. — Сколько магии нужно, чтобы ты встал на ноги?
Отец задумался на миг, его дымчатый силуэт почти не был заметен во тьме, когда мы вошли в здание.
— Сложно сказать, — ответил он. — Я не чувствую в себе огонь вообще.
— Дух Драконов предупредила, что он маленький, — сказала я, озаряя фонариком пострадавшее от пожара здание. — Но что-то в тебе горит, или мы не говорили бы. Я не пытаюсь стыдить тебя, просто хочу знать, насколько большой резервуар мне нужно наполнить.
Отец нахмурился.
— Ты хочешь сказать: «как скоро я перестану полагаться на тебя, и ты отправишь меня в Корею»?
Я не спорила, и он нахмурился сильнее.
— Не важно, как долго. Я тебя тут не оставлю, Опал.
— Это не тебе решать, — сказала я, светя фонариком в его лицо. — Мы закончили, пап. Я оплатила долг. Я спасла тебе жизнь! Ты больше не управляешь мной.
— Мне не пришлось бы управлять тобой, будь ты умнее, — возразил он, и это он зря сказал.
— Умнее? — завопила я. — Кто бы говорил! — я направила палец на его дымчатое тело. — Ты такой не из-за того, что сказала Белая Змея. Это произошло, потому что ты использовал свой огонь для управления мною. Я хотела жить без драконов, но ты не дал мне и дня свободы! Что делает тебя умным?
— Признаю, все вышло из-под контроля, — сдавленно сказал отец. — Но я действовал с хорошими намерениями. Я — Дракон Кореи, а ты — мое дитя. Это делает тебя очевидной мишенью для всех, кто хочет мне навредить. Что мне было делать? Отпустить тебя?
— Да! Потому что я — личность, а не слабость.