обед и терпеливо дождавшись, когда мы с сестрой закончим трапезу, Александр распорядился, чтобы принесли карту дома. В тот день я весь был как на иголках вздрагивал от каждого шороха, меня переполняли эмоции. А вот брат наоборот, казался спокойным и довольным, как сытый кот. Я подивился этой перемене. В ожидании сего дня Александр не находил себе места, слонялся по дому, орал на слуг, с каждым днем становился все жестче и яростнее во время наших занятий, однако, в намеченный день он вдруг успокоился, преисполнился некой уверенности, и выглядел так, словно уже победил.
Разложив чертеж нашего особняка на столе, он подробно пояснил, в какой комнате какие ловушки располагаются, а затем повел нас, и наглядно показал каждую, на что ушло не менее двух часов.
Александр начинил ловушками и оружием весь дом, превратив его в поле боя. Спрятанная взрывчатка, капканы, арбалеты и ружья, стреляющие при открытии двери или прикосновении к еле заметной веревке, натянутой над полом. Я боялся, что не смогу запомнить всего, что сам попадусь в одну из этих ловушек. Александр тоже этого опасался, потому требовал от нас с сестрой, чтобы мы запомнили каждую и показали ему, где что находится. Совещание, начавшееся за обедом, закончилось на закате, почти шесть часов спустя.
- А теперь, может отужинаем перед предстоящей битвой? – спросил брат, сияя улыбкой, открытой, искренней, какую я видел на его лице впервые. - Я зверски проголодался, а вы?
Мира отказалась, да и я тоже. В горле стоял тяжелый ком, и он не пропустил бы ни единой крошки.
- Тогда, можете заниматься своими делами, – сказал брат. – Но, когда пробьет десять, вы должны быть здесь, в этом зале. Мои слуги приведут все ловушки в боевую готовность, и мы станем ждать дорогого гостя.
- Могу я навестить мать? – спросил я.
- Изволь, – кивнул брат. – Но помни, Артур - в десять, и не минутой позже. Не придешь сам, тебя притащат силком.
- Оставь эти угрозы, брат, – ответил я резко. – Мы оба знаем, что бежать нет смысла. Я буду здесь в десять.
- Осталось немного! – проговорил он величественно. – Уже к завтрашнему утру, дорогие мои брат и сестра, мы освободимся. Осталось совсем немного.
Я отправился к матери. Оказалось, что она ждала меня, сидя в большом кресле на крыльце своего дома, укрыв ноги шерстяным одеялом, на котором разложила какие-то высушенные цветы, травы и веточки в, казалось бы, хаотичном порядке.
Мы почти ни о чем не говорили. Просто сидели, глядя на то как оранжевый диск солнца опускается за горизонт, как темнеют небеса и на них зажигаются ранние звезды.
- Хорошая будет ночь, – сказала мать. – Ясная. Ни туч, ни облаков. Ничто не помешает звездам увидеть то, что будет происходить сегодня здесь.
- Скажи мне, мама, есть ли у нас хоть малейший шанс одолеть эту бестию?
- У меня нет ответа. Прости, сынок. Не справедливо, что эта ноша легла на твои плечи так рано, ты еще очень молод, но собираешься взглянуть в глаза самой смерти. Не справедливо, и все же выбирать нам не приходится. Но помни, что я буду с тобой там, в этой битве. Я буду рядом. Не оставлю тебя ни на секунду. Мама будет защищать тебя до самого конца.
Я покинул дом матери, когда сумерки сгустились настолько, что вот-вот должны были обратиться в ночную тьму. Идя к особняку, я остановил свой взгляд на моем деревце, и немного замедлил свой шаг. С ним мне тоже стоило попрощаться, ведь мы провели столько времени вместе.
«Прощай мой друг» - проговорил я ему мысленно. – «Так велика вероятность, что завтра мы уже не встретимся, что я должен сказать тебе прощай. Надеюсь, если я погибну, найдется тот, кто будет ухаживать за тобой. Ты был мне добрым другом, и я делился с тобой всем, пусть мы и не обмолвились ни словом. Я знаю, что ты меня слышал, знаю, что ты меня понимал. Столько жизней оборвалось чтобы спасти мою, и теперь, стоя на пороге финала, мне греет душу мысль, что хоть одну жизнь смог спасти и я. Расти высоко, мой друг, тянись к солнцу, и рассказывай ветру нашу историю. Пусть он разнесет ее по миру, и может быть так клан Мирольд обретет бессмертие».
Мне показалось, да, определенно только показалось, ведь в царящем вокруг полумраке я видел лишь неясные очертания своего дерева и полную картину дорисовывал мой разум, и все же мне показалось, что оно слегка качнуло ветвями, в ответ на мои мысли. Качнуло ветвями, не смотря на то, что не было ветра. Словно попрощалось. Я вздохнул и продолжил свой путь.
И я и Мира прибыли в главный зал вовремя. Александр ожидал нас там, словно и не покидал этой комнаты. Оба окна здесь были заколочены и снаружи закрыты чугунными плитами. Из зала оставалось всего два выхода: в главный коридор особняка, ведущий напрямик к холлу и парадному входу, и маленькая дверь для прислуги, ведущая к кухням, откуда и подавалась еда. Александр неспроста выбрал это помещение, оно располагалось почти в центре особняка и со стратегической точки зрения, хоть и я мало в этом смыслил, было самым удобным местом, чтобы держать оборону.
Как только часы в доме пробили десять, разнося свои удары по опустевшим коридорам и комнатам старинного особняка, слуги Александра покинули нас, закрыв двери в зал. Еще некоторое время было слышно их присутствие в доме, они подготавливали ловушки. А затем воцарилась тишина. В особняке остались только мы трое. Только мы и больше никого. Последние из Мирольдов в самом сердце своего фамильного гнезда, в окружении кромешного мрака ночи.
- Выпьете со мной? – предложил брат, выставляя на стол красивую бутылку из черного стекла. – Перед боем нам не повредит. К тому же, это очень хорошее вино. Его подарил мне сам Генрих Нигилис, когда я собирался в путь домой. Жаль – сказал он мне – что ты, Александр, покидаешь меня. Пожалуй, что лучшего война мне больше никогда не встретить. Клянусь вам, так он и сказал. И вручил мне эту бутылку. Вино южных кланов, из винограда выращенного на солнечных океанских берегах. Бьюсь об заклад, что напитка изысканней вам в жизни пробовать не доводилось. В нем заключена сама сила солнечного света, как заверял меня сэр Генрих, и сомневаться в его словах у меня нет
