Ни одна из них ему не понравилась. Все это были какие-то перезрелые длинноносые девицы, которые могли соблазнить разве что отчаявшегося вдовца. Вид у них был весьма унылый, что и неудивительно. Пожалуй, любая из них с удовольствием последовала бы за Эмилем, невзирая на его не слишком добрую славу, но его передергивало при одной мысли о том, чтобы хотя бы прикоснуться к одной из них.
Он уже понял, что надеждам его не суждено сбыться, и взгляд его стал вовсе рассеянным, как вдруг, нечаянно повернув голову, неподалеку от себя (буквально футах в двадцати, уединение его оказалось мнимым) он увидел девушку… Или, вернее, это была девушка-дитя, ибо лет ей было не более четырнадцати. Она сидела на скамеечке, покойно сложив руки на коленях, очень прямая и чопорная, и смотрела перед собой, высоко подняв подбородок. При ней была пожилая дама, очевидно — наставница, такая же прямая и высокомерная. Девушка была очень хороша, мало того — очаровательна, и Эмиль изумился, почему же она до сих пор сидит в одиночестве. Правда, своим холодным видом она могла отпугнуть иного робкого кавалера, но где же среди современных молодых людей найти таких!
Эмиль украдкой разглядывал ее. Лицо ее было ему незнакомо; вероятно, во дворце она оказалась впервые, а впрочем, могло быть и так, что во время своих редких визитов Эмиль просто не встречался с ней. У девушки были очень правильные, как у старинной статуи (и такие же холодные) черты лица, бледная матовая, без румянца, кожа, светлые серые глаза, светлые длинные косы. Северянка, без всяких сомнений. «Светлость» ее облика усиливало бледно-голубое платье, простоту которого только подчеркивал шитый золотом пояс, завязанный на бедрах; один конец его спадал почти до пола.
Чем дольше Эмиль разглядывал юную незнакомку, тем больше росло его восхищение. Настоящая ледяная принцесса! И до чего хороша! Совершенство в каждой черте, ни единого изъяна в облике. Более того, очень странная и слегка пугающая мысль посетила Эмиля. Ему вдруг показалось, что это светло-льдистое создание носит холодную, чистую плоть так же, как носит это голубое платье, только потому, что так надо, иначе в этом мире никак нельзя, не положено. И что при первой же возможности оно без колебаний, даже с радостью, плоть эту сбросит и уже как чистый дух устремится к небесам, туда, где его настоящее место…
Эмиль не удержался и, зажмурившись, взглянул на нее ментальным зрением. Да! Она и тут отличалась от прочих людей. Такого яркого белого света Эмиль никогда ранее не видел. Нить, что протянулась от него к девушке, светилась ровно и обманчиво холодно, чем-то напоминая раскаленный до белого пламени металл.
Я должен к ней подойти, решил он, охваченный странным огнем. Но как это сделать? Дух духом, но мы на земле, здесь свои законы. Мы ведь не представлены, неудобно…
Он огляделся в поисках Тармила; тот, как всегда, маячил неподалеку и, прочитав во взгляде ученика просьбу о помощи, спешно подошел к нему.
— Кто это? — шепотом спросил у него Эмиль, глазами указав на Ледяную принцессу.
Маг проследил его взгляд и пожал плечами.
— Не имею представления. Никогда раньше ее не видел. Возможно, дочь какого-нибудь князька, для которой достали приглашение на прием, чтобы найти богатого жениха. Сейчас это очень широко практикуется… А почему ты спрашиваешь?
— Хочу ей представиться.
— А! понимаю. Красивая девица, согласен. Только, кажется мне, уж очень высоко она нос дерет. Не боишься, что окажешься для нее недостаточно хорош?
— Не попробуешь — не узнаешь, — отозвался Эмиль философски.
Да, голос-то его звучал спокойно и даже небрежно, но сердце колотилось чуть ли не в самом горле. Тармил, не обманутый его тоном, посмотрел на него понимающе, усмехнулся, но ничего не сказал и отошел в сторону. Чтоб не мешать, надо думать.
Эмиль тщательно проверил, в порядке ли платье, и вышел из своего убежища.
Он не особо хорошо представлял, как нужно обращаться с девушками (а говоря по правде, не знал вовсе, ибо единственная девушка, с которой ему приходилось беседовать, была его сестра Карлота), а потому решил действовать по обстоятельствам, положившись на удачу и на голос разума. Ему было страшновато, даже страшно, но он решил во что бы то ни стало уговорить незнакомку составить с ним пару в танце.
Заметив его приближение, пожилая дама обратила на него вопросительный взгляд, ее подопечная же даже не повернула головы. Вот это небесная гордость! подумал Эмиль с непонятным ему самому восхищением.
— Миледи… — он обратился к девушке подчеркнуто вежливо и церемонно поклонился, приложив руку к сердцу. — Миледи, простите мне мою дерзость, ибо мы с вами не представлены друг другу, но я увидел вас — и не мог устоять.
Это все была чистая правда, но в тот момент, когда холодные светлые глаза поднялись на Эмиля, он почувствовал, что слова его на редкость глупы, и покраснел. Незнакомка смотрела на него без любопытства, без негодования, вообще безо всякого выражения. Глаза ее были светлыми и чистыми, как зимнее северное небо. И такими же безмятежными. Эмиль почувствовал, как под этим взглядом сердце его проваливается из горла куда-то в пятки. Впрочем, он и сам готов был провалиться сквозь пол, куда угодно, хоть под землю.
Ладно! подумал он. Если я буду продолжать разводить церемонии, то через минуту не смогу уже произнести ничего связного. Лучше пойду напрямую, и пусть это покажется грубо и по-солдатски. Все лучше, чем глупость.
— Позвольте пригласить вас на танец, миледи! — выдал он на едином дыхании.
Он почти не сомневался, что она откажется, даже если не знает, кто он такой. А если и снизойдет до согласья, то уж наверняка первым делом обратится за разрешением к своей наставнице. Но незнакомка даже не посмотрела на пожилую спутницу. По-прежнему не отводя взгляда от Эмиля, она медленно, можно даже сказать — царственно — поднялась и протянула ему руку. Эмиль, задохнувшись от нежданно обрушившегося счастья и от восторга, руку эту принял и повел свою даму в зал.
Девушка была высока, но стан ее был столь тонок, что рядом с широкоплечим и довольно плотным Эмилем она казалась миниатюрной. Ступала она легко и ровно, а голову несла высоко. Настоящая королева, хоть и такая юная!..
Танцевала она великолепно. Каждое движение ее было исполнено небесной грации, и Эмиль, залюбовавшись ею, то и дело забывал фигуры танца (которые и без того помнил не слишком хорошо, сказывалось отсутствие практики). Должно быть, по сравнению с ней он казался неловким, но она даже не улыбнулась. С пугающей серьезностью она, не отрываясь, смотрела ему в глаза и не размыкала губ. Уж не немая ли она? мелькнула у Эмиля жутенькая мысль.
