— К-К-К-Каллум… — сказала я, притворно заикаясь, чтобы протянуть время и придумать ту отговорку, которая не даст возможности обвинить меня в преступлении.
— Каллум? — спросил Маркус. — Он что, ранен?
Хоть я и ненавидела Маркуса всем сердцем, в преданности Каллуму я ему отказать не могла. За Каллума он был готов умереть.
— Брин, Каллум ранен?
Я но пальцам одной руки могла пересчитать те случаи, когда Маркус называл меня по одному из данных мне при рождении имен, а тем более тем именем, которое я предпочитала другим. Почему-то вспомнилось, как ужасно я выглядела в туалетном зеркале — тогда, дома. Каждый вопль Эли как будто ножом был вырезан у меня на лице: глаза налиты кровью, губы искусаны, черные тени под глазами… Каждый мускул моего тела был настроен на страдание. И Маркус, ненавидевший Эли почти так же, как меня, возможно, не мог осознать того, что я могла так сильно за нее переживать. Единственным человеком, о котором мог волноваться Маркус, был Каллум, и то состояние, в котором я пребывала в настоящий момент, да еще, возможно, тот факт, что я была здесь, но ни Каллум, ни команда моих телохранителей не остановили меня, — все это Маркус мог воспринять как знак того, что случилось что-то серьезное.
Только дурак не воспользовался бы этим. Это было жестоко, это было неправильно, и это было глупо, но одно знание того, что больше, чем сейчас, он презирать меня не будет и будет очень счастлив, если Эли умрет, освобождало меня от чувства вины, которое я, возможно, могла бы испытать бы из-за того, что морочила ему голову.
— Плохо, — сказала я, позволяя пролиться слезам, которые сдерживала целый день. Маркус, почуяв правду в моих словах, не заметил, что я не сказала точно, что именно было плохо. — Может не выдержать…
— Каллум? — выдохнул Маркус. Он схватил меня обеими руками, и его пальцы впились мне в кожу с такой силой, что я почувствовала, как на ней образуются синяки. Мне пришло в голову, что я не смогла объявить состояние Каллума смертельно опасным, потому что Каллум был единственным, кто защищал меня от Маркуса, даже сейчас. — Да что с тобой? Говори! Каллуму плохо?
— Да, Каллуму плохо, — сказала я, думая о том, как плохо все то, что я делаю, а также о том, что Каллум любил Эли так же, как любила ее я. — Ему действительно плохо, Маркус.
— Где?
— У нас дома…
И тут — раз! — и в одно мгновение Маркус исчез. Лишь взмах грязных волос и яростный крик говорили о том, что он был уже в пути — несся спасать Каллума.
Наверное, я должна была бы чувствовать себя плохо, но мне почему-то плохо не было. Я ничего не чувствовала, даже намека на беспокойство из-за того, что Каллум будет не единственным, кому захочется убить меня, особенно когда то, что я собиралась сделать сегодня, станет всеобщим достоянием.
— Один готов, — мысленно промолвила я, опасаясь того, что волк, сидевший внутри, может меня услышать, если я произнесу это вслух. — Один остался.
И поскольку моего охранника сдуло самым натуральным образом, я подошла к входной двери Каллумова дома и вошла внутрь. Сделала ровно три шага по фойе, и чей-то голос остановил меня:
— И как же Каллум ранен, Брин?
Конечно же оборотень, находившийся внутри дома, слышал мой разговор с Маркусом, и конечно же он был весьма догадлив, чтобы задать мне самый правильный вопрос.
— Что значит — как? — спросила я в ответ.
Глубоко посаженные глаза Соры сузились, подчеркнув острые скулы. Совершенно очевидно, что ей было совсем не весело.
— Ты совершенно точно знаешь, что я имею в виду, и у тебя есть три секунды, чтобы снабдить меня правдой, только правдой и ничем, кроме правды, пока ты на самом деле об этом очень сильно не пожалела.
В качестве угрозы это само по себе звучало более чем определенно, но один-единственный шаг, который Сора сделала в моем направлении, произнося эти слова, окончательно расставил все точки над і. Оборотни женского пола встречались невероятно редко. В нашей стае их было двое, в других и того не было. Но, каким-то невероятным образом за последние две сотни лет Сора смогла возвыситься над мужчинами и защищала женщин всеми возможными средствами. Все те годы, что я находилась в стае, она была одним из самых сильных, самых умных и самых доверенных солдат Каллума.
И еще она была матерью Девона. А это значило, что меня она знала слишком хорошо.
— Две секунды.
Ну, вперед!
— Каллум ранен не физически, — вздохнула я. — Ему больно потому, что больно Эли. И если Маркус предположил что-то другое, то это совершенно не моя вина…
Сора выругалась, и ее красиво очерченные губы растянулись в натуральный волчий оскал. Она схватила меня за руку и весьма грубо потащила на кухню, где быстро привязала за запястья и лодыжки к ручкам на дверцах холодильника и фризера. Не проведи я столько времени у нее в доме — на практике знакомя ее с моим врожденным пристрастием к взлому замков, — она, возможно, просто заперла бы меня в одной из свободных спальных комнат. Но Сора слишком хорошо знала, что мою изобретательность недооценивать нельзя.
Я потянула за веревки, проверяя узлы на прочность. Сора снова оскалилась, отчего я стала очень, очень тихой.
— Кажется, ты достаточно глупа, чтобы остаться живой… ты, тупой, беспечный ребенок. — Сейчас Сора говорила совсем не как мать Девона. Она говорила как правая рука Каллума. — И ты даже не понимаешь, что ты натворила.
— Маркус на меня рассердится. — Я хотела дать Соре понять, что не нахожусь в полном неведении о неизбежных последствиях своих действий.
— Он будет в ярости, и совсем не из-за тебя, — сказала Сора, проверяя узлы на веревках, чтобы удостовериться в том, что я никуда не сбегу. — Он будет страшно зол на самого себя, на тебя, да и на Эли, потому что именно она за тебя отвечает.
Пометил меня Каллум, но как только дело касалось стаи, я была дочерью Эли. Маркус ненавидел Эли просто так, без всякого повода, в противном же случае он ненавидел бы ее из-за меня.
— Из-за Эли он будет в ярости, и он будет у нее в доме. Как раз тогда, когда она будет рожать. Она и так в большой опасности. Ей совсем не нужно, чтобы к ее проблемам еще добавился Маркус.
У меня во рту внезапно пересохло.
— Каллум никогда… Каллум никогда не позволит Маркусу навредить ей.
— У Эли очень мало шансов, Брин. Ты что, на самом деле думаешь, что присутствие в ее доме оборотня, одержимого мыслью об убийстве, ничем не чревато? Он может не наносить удар по Эли напрямую, но одно его присутствие очень сильно навредит ей, это я тебе обещаю.
Что я наделала?
— Я не… — Я запнулась, сглотнула слюну и попыталась заговорить снова: — Клянусь, я не…
