– Давайте лучше выберемся из сугроба, а то у меня уже ноги промокли. Хорош я буду повелитель жизни и смерти с противным гнусавым голосом.
– Конечно, дорогой! - Веля смотрела на супруга с обожанием.
– И переберемся в другое место, - добавил некромант, привлекая к себе супругу.
– Романтичное или теплое?
– Романтичное, - решительно ответила суккуб. - Тепло я вам обеспечу.
Металлист двусмысленно хмыкнул. Зевул посмотрел на него с явным неодобрением, и даже приготовился что-то ответить.
– Веля, по моей наводке, открывай портал, - не дала я ему шанса.
– Слушаюсь, лоцман! - Лихо ответила бывшая пиратка.
Ей даже не понадобился телепорт - нас просто куда-то перенесло из сугроба в другое место.
– Ну и ветрище! - Оценил это самое место металлист. - В лесу было куда теплее!
– Так лучше?
Нас окутало сухим и ветронепроницаемым теплом. Видимость не ухудшилась, и я вздохнула с облегчением - теперь жители изнанки, Веля и Зевул смогут как следует насладиться отличным видом нашей стороны Земли.
А мы стояли на крыше общежития МГУ. Спереди и внизу расстилалась ночная Москва - россыпь огоньков и залитые электричеством реки дорог. Падал снег. По комсомольскому проспекту неспешно ехал снегоочиститель.
– У него что, приступ альтруизма и любви ко всему миру? - Показал на него металлист.
– А что, у вас не принято убирать дороги? - Откровенно удивился некромант.
– Принято. Но ради зарплаты, а не людей.
Зевул укоризненно покачал головой:
– Такой красивый город. И такой бездушный. Я бы не смог тут жить.
– Я тут жила. Еще до того, как узнала, что, оказывается, маг.
– Да… Жалко людей.
Суккуб вздрогнула. Металлист, поманив меня пальцем, изобразил, что садится. Совместными с ним усилиями извлекли мы большую деревянную скамью со спинкой, покрытую старым, местами слезшим, тускло-коричневым лаком.
Суккуб улыбнулась сквозь грусть:
– Откуда такая роскошь?
– С моего родного факультета, - потупила я очи крыше. - Посидим и вернем, никто и не заметит.
Так мы оказались висящими в воздухе в полутора метрах над уровнем крыши, благо Велины способности позволяли.
А история суккуба оказалась банальной. Веля, еще в детстве, сдружилась с Глебом Макаровичем - благородным, и донельзя правильным по жизни человеком. В детстве она чуть ли не каждый день прибегала избушку волхва, жившего неподалеку - погреться у огня его светлой души, послушать его шаляпинский бас. Узнать о ссорах с лешим, о вылеченном жаворонке, о том, что нужно выходить младенца-домового Тошу. Чем дальше, тем чаще юная суккуб удирала из дому - в ее родном замке было не в пример менее душевно. Но в четырнадцать лет она должна была превратиться в "клеща", безжалостного по отношению к мужскому населению Земли…
– Поверь мне, ни один суккуб не может идти против своей природы, - закончила Веля свою печальную повесть.
– Верю. Охотно. - Воспоминания о встрече (в охотничьей избушке Берендея) с суккубом, чуть было не окончившейся для молодого друида весьма и весьма плачевно, до сих пор вызывала во мне зябкую дрожь.
– Ты не рассказывала, - тревожно посмотрела на меня Веля.
– Там не было ничего интересного, - поежилась я, невольно вспоминая подробности.
– Ну-ка, ну-ка, - вгляделась в меня суккуб. - Ого! - Повернулась она к металлисту. - В первый раз наблюдаю такую сопротивляемость у особей мужского пола.
Илья хмыкнул. Он не был согласен с ведьмой.
– Не спорь. Я знаю, о чем говорю. Вашему впечатлительному другу невероятно повезло, что печально знаменитая Гарпия напала на вас вдвоем. Ну и что Лиска его кактусом оплела, - прокомментировала она остатки картины, извлеченной из моей многострадальной памяти. - Какое у тебя странное сознание, - посмотрела она на меня. - В первый раз такое вижу.
– Не будем о грустном, - поморщилась я. - Ты нам, кажется, хотела про себя рассказать. Как же тебе удалось избежать превращения?
Суккуб покачала головой.
– Мне не удалось.
Металлист невольно отодвинулся дальше по лавке. Веля грустно усмехнулась.
– Это все волшба Глеба Макаровича. Странное колдовство странного волхва, от которого он очень сильно сдал.
– Ему же не меньше трехсот лет! - Вспомнила я слова начальства.
– У них, волхвов, все не как у людей, - покачала головой суккуб. - Раньше он выглядел лет на пятьдесят, а иногда, по большой радости, и на двадцать. А потом у него за какие-то два года появилась седая борода. И, пока он жив…
Некромант порывисто прижал к себе супругу.
– А что будет потом?
– Не знаю. Но мне и сейчас нелегко. Я все время хожу по острейшему лезвию. Я знаю о том, от чего я отреклась. Я видела свою мать всего один раз… - Веля замялась, но потом собралась с духом, продолжила: - Она пила крестьянина. Меня задело ее наслаждением - ничтожной долей, но это было непередаваемое ощущение… И я могу встать на этот путь в любой момент. Но я не делаю этого, потому что знаю, что возврата с него уже не будет. Это будет одиночество. Никакой любви, никакой радости… Даже на закат не полюбуешься.
Вот так. Снег повалил громадными хлопьями. Снегоочиститель развернулся, и поехал в обратную сторону. За ним не ехало самосвала. Снег ложился рыхлой дорожкой обратно на мостовую.
– Наверное, ему просто грустно, - тихо сказал Зевул. - Как и мне сейчас.
Веля не ответила, только зябко вздрогнула.
– А Пеппи? - Вспомнила я о длинноногой дочери суккуба, точной копии матери.
– Какая Пеппи?
– То есть, Валя? - Поправилась я.
Веля поникла. Зевул растерянно посмотрел на нее. Снегоочиститель свернул с проспекта в жилые дома - вероятно, водитель поехал спать.
Взгрустнулось и мне. После драконьего Лабиринта я не чувствовала себя человеком. Машиной всепонимающей - да. А человеком - все же нет. Да, у меня было человеческое тело, и я могла жить среди тех, кто мне дорог, есть, как все люди, вилкой и ложкой, а не глотать сырое мясо. Но я боялась выпустить на волю свои чувства - кто их, драконов, с их Лабиринтом, знает? Вдруг я позволю себе поддаться сиюминутному настроению, и превращусь в дракона-лилипута? Курям на смех?
– Не знаю, Лиса, - с сомнением покачала головой суккуб. - Ничего не могу тебе сказать.
– Вот и никто не знает, - вздохнула я.
Ни волхв Борилий, ни волхв Терентий, ни даже Илана.
– Ошшшибаешшшьссся, Малышшш.
Зашумели крылья. Скамейка, потеряв способность к левитации, жестко приземлилась на крышу, и поломалась. Эх, и достанется завтра кому-то на факультете…
Мы, чертыхаясь, подымались на ноги. А над каменным парапетом вырастала драконья голова.
